Элис Хоффман - Паноптикум

У Коралии был врожденный дефект – сращение пальцев, и краска индиго делала эти тонкие перепонки заметнее. Поэтому, выходя из дома, она надевала перчатки. Хотя действовать руками этот дефект не мешал, из-за него она считала себя уродом. Ей часто хотелось обрезать лишнюю кожу ножницами. Однажды она взяла-таки острый нож для удаления сердцевины из яблок и надрезала кожу. Кровь полилась на ее колени такими крупными ярко-алыми каплями, что она испугалась и отбросила нож.

Хотя толпы любопытных схлынули, несколько верных поклонников Девушки-русалки осталось. Они собирались вокруг аквариума, и в их возбужденных взглядах читался недвусмысленный сексуальный интерес. У нее не было близости ни с одним из мужчин, хотя некоторые предлагали Профессору немыслимые суммы в обмен на ее невинность. Один зашел так далеко, что даже готов был жениться. Профессор отвергал все эти предложения с плохо скрытым негодованием. Коралия была уверена, что эти мужчины и не взглянули бы на нее, если бы она предстала перед ними всего лишь как бледная некрасивая дочь своего отца, одетая в черное и покупающая рыбу или репу со шпинатом на рыночных лотках Нептун-авеню. Самые горячие из ее поклонников искали удовлетворения своего необузданного и порочного желания обладать аномальным порождением природы. Они были бы шокированы, узнав, что на самом деле она обыкновенная девушка, которая больше всего любит читать какой-нибудь роман из библиотеки отца или обсуждать с Морин на заднем крыльце планы весенних посадок в огороде. Коралия не принадлежала к числу таинственных роковых женщин, она была всего лишь девушкой, которую заставили плавать перед зрителями в полуголом виде. В январе, когда Кони-Айленд был усыпан снегом, а темные волны Атлантики удерживали даже самых опытных рыбаков от выхода в море, Коралия, зайдя как-то в музей, обнаружила, что ее аквариума в центре зала больше нет. Поставив его на катки, служитель перевез его в угол и накрыл брезентом. Коралия всегда думала, что будет счастлива, когда ее освободят от этой тягостной обязанности, но тут вдруг почувствовала, что стала никем – перестала быть даже фиктивной русалкой. А кто же она тогда? Тихая, неприметная девушка, которую большинство мужчин даже не замечает. Она поняла, что сроднилась со своей вымышленной личностью. В качестве русалки она была уникальным существом, вызывающим всеобщее любопытство, а сама по себе она не представляет никакой ценности.

Отец, однако, смотрел в будущее и легко расставался со старым. Как только люди, служившие экспонатами музея, переставали привлекать публику с ее деньгами, он увольнял их, невзирая на их мольбы и слезы. Многие из «живых чудес», к которым Коралия привыкла с детства, бесследно исчезали из ее жизни, едва их популярность падала. Женщина, облепленная пчелами, отказалась сменить их на ос, поскольку их укусы могли оказаться смертельными. После разговора с Профессором на повышенных тонах она была вынуждена уйти. Он даже не дал ей взять с собой принадлежащий ей пчелиный рой, и его оставили в деревянном ящике в саду. Коралия пыталась выпустить их на волю, но они не желали покидать ящик, который был их домом, с наступлением холодов они ослабели и вскоре погибли.

Были и другие артисты, навсегда покидавшие музей. Публике быстро наскучил мальчик-козел, у которого вместо нормальных ступней были копыта, как и женщина-птица, носившая одежду из перьев и умевшая имитировать пение любой птицы – от трелей иволги до резких криков сороки. Лилипутка Мари де Монтегю надевала детские платьица и то пила из детского рожка (но не молоко, а слабый цейлонский чай «Ред роуз» с добавкой джина), то курила сигару. Интерес к ней тоже быстро угас, так как находились уникумы меньше нее. В конце концов она устроилась во второразрядный театрик на Нептун-авеню, где хриплоголосые зрители награждали ее унизительными прозвищами и швыряли ей монетки, чтобы она показала им свой миниатюрный зад или грудь, и она делала это, если в зале не было дам.

Если бы Коралия, подобно другим артистам, была нанята Профессором, он и ее бы давно прогнал. Порой она задумывалась, не пойти ли ей работать служанкой в какой-нибудь дом или продавщицей в один из ближайших магазинов, но отец обнимал ее и говорил, что ни за что ее не отпустит.

– Если у нас чего-то нет, мы создадим это, – уверял он.

У него уже созрел хитроумный план создания нового существа. Это будет крокодил или змея, или диковинный гибрид из обоих, изготовленный с выдумкой, и барнумская Русалка с Фиджи даже близко с ним не сравнится. В подвале их дома находилась мастерская, куда Коралии запрещено было заходить даже после того, как ей исполнилось десять. На дверях висели два замка, железный и медный, ключи от них Профессор носил на той же цепочке, что и карманные часы.