Квартирка была тесная, хаотичная, продуваемая сквозняками, особенно неприятными в промозглом феврале. Стены выкрашены осыпающейся синей краской, как в подъезде. Хотя везде валялись разные вещи (в основном, книги, очень много книг), атмосфера была какая-то нежилая. И только витающий в холодном воздухе запах перегара не давал забыть о присутствии людей. Я порылся в навесном шкафчике, нашел в пустой сахарнице пожелтевшую таблетку и разгрыз ее, надеясь, что это обезболивающее. Стефанек тоже проснулся и, не утрудившись одеться, притащился на кухню. Его черные, с синими прядями, волосы торчали дыбом.
– Доброе утро, – сказал он очень вежливо, что как-то не вязалось с его диким помятым видом.
– Доброе? Утро? – ехидно осведомился я в ответ.
Стефанек потянулся к банке с остатками растворимого кофе, и я заметил татуировку у него на запястье, прикрытую плетеными браслетами синего, черного и красного цветов. Утопленные в кожу буквы складывались в имя, мужское. Татуировку пересекали несколько длинных шрамов. Меня раздражали парни со шрамами на запястьях. Раз начал, так доведи дело до конца, не ходи с отметинами «я трусливое ссыкло». Если к тому же они писали стихи и мнили себя творческими личностями, мое желание нанести им увечья превышало их собственное.
Стефанек наполнил чашку водой из-под крана, всыпал в нее кофейный порошок и размешал пальцем. Выражение лица у него было зачарованное, почти торжественное, точно он выполнял священнодействие. «Везет мне на чокнутых», – подумал я.
Пока Стефанек блаженствовал над кофе с тонким ароматом хлорированной водопроводной воды, я нашел дверь и ушел без единого слова. Я мог быть каким угодно доступным и развязным до, но после моего расположения не хватало и на одно «пока».
Незначительный эпизод, типичный.
Однако через пару недель случай снова столкнул меня со Стефанеком. Я мыл руки возле зеркала, и тут он влетел с радостным:
– Тебя-то я и искал!
– Занятный я чувак, если меня ищут по сортирам, – фыркнул я, развернувшись.
Стефанек ослепительно улыбнулся. Он был одет в атласную переливающуюся синюю рубашку, узкие черные брюки и черные мощные ботинки, словно созданные специально для того, чтобы крушить чьи-то ребра. Его взъерошенные волосы блестели, а глаза были большими, сверкающими и ярко-синими, я даже позавидовал их цвету. Удивительно, насколько лучше выглядит человек по сравнению с ним же, но в бодуне. В руках Стефанек держал бутылку с голубой жидкостью, определенно токсичной и возможно взрывоопасной, и я не удержался от предположения, не подобрано ли это пойло в тон общей цветовой гамме.
Стефанек рассматривал меня внимательно и задумчиво.
– Вот только высоковат.
– Высоковат для чего?
Добиться от него ответа было сложно. Он упал с луны и, видимо, продолжал лететь.
– Будешь сниматься у меня, – наконец пояснил он и вручил мне бутылку. – Подержи это. Я вернусь, жди.
Я слегка обалдел от такой наглости.
– Можно хотя бы подождать тебя за пределами толчка?
Он великодушно махнул рукой («можно») и умчался, оставив меня с голубой отравой. Я вышел в коридор. Из зала до меня доносилась музыка. Девочка пела, что не хочет терять контроль, но на самом деле все-таки хочет. «Я – проблема, уж поверь мне». Не слишком отягощенная интеллектом песня. Я зевнул и подумал, что ко мне вся эта ерунда тоже относится. Было бы честным вытатуировать слово «проблема» у меня на лбу, чтобы даже самые тупые и наивные сразу понимали, с кем имеют дело. Подергиваясь в такт музыке, я отпивал из бутылки. На вкус напиток оказался еще подозрительнее, чем на вид. Я вываливал язык от отвращения, но продолжал. Стефанек вернулся полчаса спустя.
– Как хорошо, что ты допил эту дрянь, – обрадовался он. – У меня вредная привычка – каким бы гадким ни оказалось бухло, я не остановлюсь, пока не прикончу его.
У меня была та же вредная привычка.
– Уйдем отсюда, здесь слишком шумно, – попросил Стефанек.
Не уточняя, что он имеет в виду, я согласился.
В маленьком полутемном подвальном баре, куда он привел меня, мы разговаривали долго-долго, сидя за угловым столиком, скрытом от глаз остальных посетителей свисающими с потолка гирляндами искусственных растений. Стефанек собирался снять фильм. Название он выбирал между «Церемонией», «Смертельным поцелуем» и «Трансмиссией». Такой разброс указывал, что он пока весьма смутно представляет, что намерен делать.
– Понимаешь, сценарий – это не роман, – объяснял он. – Герой книги ограничен лишь возможностями фантазии автора; сценарий же завязан на исполнителе главной роли. Я примерно знаю, что хочу рассказать, но мои планы обретут четкость лишь тогда, когда я взгляну в глаза моего актера.
Читать дальше