Литтмегалина - Синие цветы II - Науэль [litres самиздат]

Я пятился от него. Задыхаясь в мягком одеяле его понимания на всем протяжении наших отношений, я мечтал о том, чтобы хотя бы раз он осудил меня, доказал, что не растерял свой разум, поддавшись моей ядовитой красоте. Его терпение казалось безграничным. Но оно таковым не было, и когда я дождался того, чего хотел, я обнаружил, что не могу это выдержать. Раздражение, разочарование и горечь Эллеке раздирали меня в клочья. В часе от того, чтобы бросить его, я все еще испытывал дикий ужас при мысли, что он может меня отвергнуть.

– Это они начали первыми. Когда я еще был тихим, как первый снег, клянусь тебе.

– Даже если так, сейчас я наблюдаю, как ты жалишь всех без разбору. Я говорил тебе сотню раз, но ты продолжаешь в том же духе. Это уже не месть, это война со всеми подряд, с людьми вообще. Что теперь? Станешь огрызаться?

Но я молчал. У него было слишком много слов, а у меня совсем не было. Только чувство вины, от которого все тело зудело, словно я прогулялся по зарослям крапивы. Но я винил себя лишь в том, что рассердил и расстроил Эллеке, и только за это. Свин может истечь кровью. Здание школы может обрушиться, погребая под собой всех в нем находящихся. Моя мать может повеситься на карнизе, Человек-Порошок принять весь порошок сразу, Дитрек разбить себе башку о белую кафельную плитку. Мне плевать. Меня заботил только Элле.

Эллеке понял меня неправильно, и выражение его лица смягчилось. Он протянул мне руку, но я отступил на шаг. Под подошвой хрустнуло битое стекло.

– Ты думаешь, мне нравится моя жизнь? – прошептал Эллеке. – Да я с трех лет как будто только тем и занимаюсь, что слежу, чтобы мой папочка не бросался на мою мамочку. Мне хватило бы сил, чтобы накостылять ему по полной программе, а я даже не способен ответить ударом на удар. Потому что он все-таки мой отец, хотя меня и воротит от самого факта его существования. Мне противно думать, что я его сын. Считаешь, мне нравятся наши тупые одноклассники? Да из них половина либо сопьется, либо сядет, либо и то, и другое, и что-нибудь еще. Но мое недовольство положением вещей еще не дает мне право кого-либо взрывать. И я не должен . Понимаешь, почему?

Я не понимал. Он попытался поймать мой взгляд. Я отводил глаза.

– Потому что, сражаясь со сволочами сволочными методами, ты уподобляешься им. Опускаешься до их уровня, и это не приведет ни к чему хорошему. Ты просто завязнешь в разборках, загрязнишь свою совесть, унизишь самого себя.

– И – что? – выговорил я медленно. – А если очень хочется всем врезать? Почему бы не позволить себе? Враг – это враг. Он будет нападать снова и снова, пока не ударишь его так сильно, чтобы он побоялся попытаться еще раз. Месть – это единственный способ отстоять себя. Это – правильно. Это – справедливо. Кто они такие, и какое у них право угнетать меня? Я не буду безропотным, я отвечу. Пойду на что угодно, чтобы они получили свое.

Эллеке смотрел на меня – шокированный, потрясенный до глубины души.

– Тебя больше должна заботить твоя победа, чем их проигрыш.

– Как они надоели мне! – взвизгнул я. – Им надо все время доказывать, что они крутые или типа того? Скажи, как твой отец назвал тебя? Что, не хочешь? Я знаю. Пидор. Вариантов много, но это словечко обязательно присутствует в наборе. Достало! Клянусь, я заставлю их грызть асфальт за это слово! Я ненавижу их! Ненавижу!

– Ненависть – глупое чувство. Забудь о них. Думай о себе! Что бы ни происходило, у меня всегда есть одно утешение: я знаю, что со мной все будет хорошо. Я закончу школу, стану самостоятельным. И, когда моя жизнь будет полностью принадлежать мне, я исправлю все, что в ней не так.

– Это ты, – сказал я жестко. – А у меня нет подобной уверенности. Я не верю в собственные силы. Я вижу впереди одну трясину и не сомневаюсь, что однажды заведу себя в самое топкое место. Так что я теряю, если позволю себе развлечься немного, прежде чем потону окончательно? Самоуважение? Смешно. Я как грязная тряпка – легче выбросить, чем отстирать. Я унижаю себя? Да что ты. Я столько раз отсасывал чувакам, от которых меня блевать тянуло, что ничто не способно унизить меня больше. И это ты ничего не понимаешь, Элле: я уже завяз по самые уши.

Эллеке дернулся, словно наступил на оголенный провод.

– И ты продолжишь? – он почти визжал. – Дальше вбивать себя в дерьмо? На самого себя тебе тоже похуй, как на всех? Как же я устал от твоих загулов, вранья, цинизма, оправданий! Я настоящий кретин, если пытаюсь спасти того, кто сам же рад загнуться! Ничего не пытаешься изменить к лучшему, лишь делаешь так, чтобы стало еще хуже! Ну, давай, корми собой своих пиявок, выращивай сорняки в собственных мозгах. Я больше не буду тебя жалеть!