Василий Щепетнёв - Гамбит Смерти

— Олег, одолжи носовой платок.

Своим я осторожно заткнул пробочкой флакон и переложил его и рюмку в платок Олега. Вещественные доказательства.

Нагрудный кармашек льняной рубахи Нимисова оттопыривался. Не было этого, когда мы шли сюда. Обреченно обернув руку платком, я вытащил черного слоника. Еще один любитель игры в чапаевцы. В остальных карманах пусто.

Я опустил веки на глазах Нимисова. Больше для него ничего нельзя сделать.

Холодная рука легла на мое плечо. Я вздрогнул, но это был только Стачанский.

— Ужасно.

Я не ответил. Повезло, что ледник вместительный. Заложили льдом в расчете на охоту. Но сей сезон — охота на людей.

— Идемте отсюда.

Я поднимался последним. Оглянувшись, бросил взгляд назад. Обернешься — не вернешься.

Солнечный, ослепительный свет, теплый, ласковый воздух.

Облегченный вздох Аркадия.

— Я боялся, вы все…

Стачанский не выказывал ни малейшего следа давешней растерянности.

— Ваше мнение, Петр Иванович?

— Какое мнение. Умер. Как спустился вниз, так и умер.

— Причина?

— Пришельцы достали, — саркастически ответил за меня Олег.

Аркаша нервно посмотрел на дверь погреба. Уж как повылазят, такое начнется!

— Давайте пройдем в дом, — предложил он.

— Я кое-что нашел, — я поднял руку с узелком. — Посмотрим в спокойной обстановке.

В спокойной — значит, в обеденном зале, светлом, просторном. За столом — четыре человека. Половины уже нет.

Я поставил узелок на стол.

— Не прикасайтесь, пожалуйста, я сейчас вернусь.

На кухне у меня были перчатки — латексные, хирургические. Восемь с половиной, мой любимый размер. В них пол удобно мыть. Но по такому случаю я взял новую пару. И — глоток-другой коньяка, мягкого, нежного. Дева босиком по душе прошла.

На левую руку перчатка налезла с трудом — мешал бинт.

— Вот мои находки, — я развернул узелок. — Шахматный слон черного цвета, флакон с таинственной жидкостью и рюмка. Натюрморт. Почти каламбур, — коньяк ударил в голову.

Никто не откликнулся на шутку. Не каждому доступна соль.

Аркадий сидел в печали, Олег — хмурый и злой, и лишь Стачанский с интересом наблюдал происходящее.

— Версию о людях из леса пора выбросить на помойку. Причина смерти — отравление, причем отравление классическое. Цианид. Об этом свидетельствует картина смерти.

— Никто отравить Нимисова не мог. Он нас и близко не подпускал к своим склянкам, — буркнул Олег.

Аркадий согласно кивнул.

— Я рассчитываю, что на флаконе, рюмке и фигуре сохранились отпечатки пальцев убийцы. Мы сбережем их для следствия.

Стачанский улыбнулся — улыбкой человека, выздоравливающего после тяжелой операции.

— Похоже, Петр Иванович, вы разгадали загадку.

Странно. А я и не заметил. Наоборот, моя версия рассыпалась. Хорошо, хватило ума держать ее при себе, не клеветать на покойников.

— Рискну предположить, что будут найдены отпечатки одного человека — Валерия Васильевича, — продолжил Стачанский.

— Ага. Убийца тоже был в перчатках, — понимающе молвил Аркаша.

— Нет. Он в них не нуждался, — Александр Борисович сделал паузу.

— Пришельцы? Силой биополя?

— Оставим пришельцев газетам. В данном случае убийца совершил самоубийство.

Я чувствовал себя зрителем спектакля, и жалел, что сделал два глотка коньяка, а не три. Восемь.

— Я подозревал, что кто-то работает против меня. Но кто?

— Зачем кому-то работать против вас? — невежливо перебил Стачанского Олег.

— Мы искали мотив. Он самый банальный, потому сразу и не пришел в голову. Деньги. Большие деньги. Я, объективно оценивая шансы, фаворит. В конце концов победителя ждут миллионы, и кое-кто решает убрать меня с дороги и подкупает человека из моего окружения. Самого, по его мнению, доверенного. Я имею в виду Валерия Васильевича Нимисова.

Нимисов — очень хитрый человек. Он мог бы своими зельями попытаться притупить мой интеллект, но это противоречит его далеко идущим планам. Духовному наставнику негоже, чтобы его подопечный проигрывал. И он решается убить несколько человек, чтобы все мы, и я в том числе, попали под следствие. С помощью шахматных фигур создается образ маньяка-убийцы. Не удивлюсь, если бы он сфабриковал против меня улики. Матч срывается, и я отстранен от борьбы в самом начале. Потом бы он подкинул и другие улики, более веские, против любого из присутствующих. Я, обеленный, на свободе, но вне игры, и он выполняет свое задание, не компрометируя себя в глазах возможных последователей.