Макс Фрай - Так берегись [litres]

Агата то ли не слышала сейчас мои мысли, то ли игнорировала проблему с невозмутимостью опытного дипломата. Вертела в руках стеклянную кружку, разглядывала её так внимательно, как будто ничего на свете не было сейчас важней.

– Невероятно, – наконец вздохнула она. – Настоящая вещь из реального мира живых людей, а я могу взять её в руки. Такой удивительный парадокс.

– Да если бы только кружка. Всё – удивительный парадокс, – откликнулся я.

Агата молча кивнула. Поднесла кружку к губам, попробовала вино, которого ещё немного осталось. Вернее, попыталась попробовать. Растерянно сказала:

– Ничего не чувствую. Просто вообще ничего. Как будто кружка пустая, хотя я вижу, что жидкость там есть. То есть, получается, я могу взять в руки предмет из реального мира, но ваших напитков для меня всё-таки нет. Ладно, не очень-то и хотелось. Обойдусь… – и вдруг уронила кружку, совершенно по-детски прижала руки к щекам, воскликнула: – Ой, смотри скорее в окно! Видишь мельницы? Это Ар-Круаёт!

За окном сейчас была не обычная темнота, а сизо-голубой предрассветный сумрак. Солнце ещё не взошло, ну или солнца ещё не взошли, леший знает, сколько светил положено этим бескрайним полям за окном, но видно всё было, как днём. Далеко на горизонте высилось несколько десятков ветряных мельниц, даже на таком расстоянии казавшихся огромными. У одних крылья неподвижно застыли на месте, у других вращались – с разной скоростью, в разные стороны; это выглядело так, словно у каждой мельницы был свой собственный, только ей положенный ветер, а между ними – непроницаемая для ветра невидимая стена.

– Эти мельницы перемалывают не зерно, а судьбы, – сказала Агата, и моё сердце сразу замерло от ужаса и восторга, как в детстве, когда рассказывали друг другу страшные волшебные сказки на чердаке, в темноте.

– Когда человек из Ар-Круаёта достигает совершеннолетия, он может выбирать: жить, как ему на роду написано, или отнести свою судьбу на мельницу и перемолоть. Другим способом от судьбы не избавиться, а этим – всё-таки да. Жить без судьбы непросто, особенно поначалу, когда жизнь утрачивает понятную человеку логику, многим с непривычки кажется, что и сам смысл. Зато человек становится совершенно свободен от всего, что было ему суждено. Сам всё решает и выбирает. Если быть очень умным, получается здорово, а дурак без судьбы долго не проживёт. Поэтому мало кто на такое решается, и мельникам – они только так называются «мельники», а на самом деле, приставленные к мельницам великие колдуны – в общем, мельникам приходится заниматься разбоем. Ловить по лесам одиноких путников, брать в плен и насильно перемалывать их судьбы, чтобы мельницы не простаивали без дела. Без дела, сам понимаешь, никому долго не протянуть! – заключила Агата и вдруг обезоруживающе улыбнулась: – Представляешь, я сама это придумала, и при этом сама же верила, что однажды в детстве меня поймали мельники из Ар-Круаёта и перемололи мою судьбу. Просто я этого не помню. Но это нормально, всего, что случилось в детстве, не помнит вообще никто.

Пока Агата рассказывала про мельницы Ар-Круаёта, мои сердце и голова временно перестали спорить: «Мы счастливы, тут хорошо! – Всё ужасно, нас сюда заманили, сломив нашу волю!» – и дружно наслаждались её историей. В смысле, наслаждался я сам, целиком, не страдая от внутренних противоречий. Засранцы, конечно, тамошние мельники. Но всё равно как же здорово, что где-то во Вселенной существует Ар-Круаёт! Вернее, не существует, всего лишь мерещится, да и то только нам с Агатой, а не всем подряд. Но всё равно это гораздо лучше, чем если бы его никто никогда не придумал. И никому другому в окно ни разу не показал.

– Видишь, какая я, – вдруг сказала Агата. – Столько всего успела придумать, таким прекрасным мирам дала жизнь! То есть по-настоящему всё-таки не дала, потому что сил не хватило. Не может человек, живой или мёртвый, вдохнуть в свои выдумки настоящую жизнь. Но я сделала, сколько смогла: сочинила всю эту красотищу, а потом умело, правильно умерла, хотя в жизни ничему подобному не училась – поди такому научись!

– Да, – согласился я. – Это ты лихо устроила.

– И ты мне помог, – вздохнула Агата. – Я не забыла, не думай. Я тебе благодарна. И от этого ещё обидней, что ты меня бросил и предал. Я уже начала сомневаться: а может, и не бывает иначе? Если человек, значит, должен предавать и бросать, каким бы прекрасным ни был? Просто такова человеческая природа. А ты – человек.