Илона Эндрюс - Магия горит [litres]

Вранье! Я была там – сука не проронила ни единой слезинки.

Ведьмы похоронили Брана в Столетнем парке. Над могилой возвели каменную пирамиду. Мне сказали, что я могу приходить туда в любое время.

В течение следующих дней мы с Андреа не покладая рук работали. Составляли отчеты для ордена. Закрыли дыры, сгладили кочки, устранили несоответствия. В результате моя подруга предстала чистокровным человеком, а я – радостной наемницей.

Дело усугублялось тем, что несколько недель миру предстояло провести без магии, поэтому нам пришлось прибегнуть к традиционной медицине. У меня было с полдюжины порезов, пара из них – достаточно глубокие и вызывающие опасения, а кроме того, два сломанных ребра.

Андреа получила ранение в спину, которое в обычных обстоятельствах зажило бы подозрительно быстро. Но в период после Вспышки на исцеление потребовалось время.

Непривычная к боли, Андреа глотала таблетки горстями.

После ухода Рэда малышка замкнулась в себе, отвечала уклончиво и перестала есть. В четверг я отправила последний отчет – вместе с заявлением на отпуск посадила Джули в свою древнюю прожорливую «Субару» (я прозвала ее «Бетси») – и мы отправились на юг, в Саванну. Там находился дом моего отца. Андреа обещала уладить все дела с орденом, когда вернутся рыцари.

Путешествие длилось бесконечно. Я отвыкла от вождения, была вынуждена останавливаться для отдыха. Мы миновали поворот к дому и направились вниз по побережью к городку под названием Юлония.

Я припарковалась у ресторанчика «Пеликаний мыс». Хозяин был у меня в долгу, иначе обед оказался бы мне не по карману.

Заведение притулилось возле реки, прямо там, где пресная вода пробивала себе путь через тростники и илистые островки, вливаясь в Атлантический океан. Мы посидели в беседке у причала, понаблюдали, как катера (их хозяева обычно промышляли креветками) и рыбацкие лодки петляют по лабиринту низины, затопленной морской водой, а потом выгружают улов.

Затем мы пошли в ресторан и расположились у окна. Я отвела Джули к шведскому столу с морепродуктами. Столько еды за один раз малышка никогда в жизни не видела и лишилась дара речи. Я наполнила ей тарелку, прихватила напоследок крабовых фаланг и отвела к нашему месту.

Джули попробовала жареную креветку и тилапию с гриля.

Когда я занялась фалангами, малышка расплакалась. Она рыдала, жевала крабовое мясо, обмакивая кусочки в топленое масло, облизывала пальцы и всхлипывала.

На обратном пути она держалась очень угрюмо.

– Что со мной будет дальше? – наконец спросила она.

– Лето почти закончилось. Тебе придется отправиться в школу.

– Зачем?

– У тебя – дар. Хочу, чтобы ты училась и общалась с разными людьми – с твоими ровесниками и взрослыми. Так ты сможешь узнать, как они думают и себя ведут. И тогда никто не сможет тебя использовать.

– Я им не понравлюсь.

– Ничего подобного.

– Это одна из тех школ, где дети живут?

Я кивнула.

– Мать из меня никудышная. Редко бываю дома. Я не тот человек, который способен позаботиться о ребенке. Зато я буду просто сумасшедшей тетушкой. Ты будешь навещать меня каждые каникулы. Запеку тебе гуся.

– Почему не индейку?

– Ну ее! Она суховата.

– А если мне там не понравится?

– Тогда я начну подыскивать другую школу, пока не найду подходящую.

– А если мне понадобится, я смогу пожить у тебя?

– Всегда, – пообещала я.

Спустя три недели я отвезла Джули в Академию искусств Мейкона. Магический дар малышки вкупе с моим скромным доходом легко позволили ей получить стипендию. Это было хорошее заведение, в тихом местечке, с приличным кампусом, который напоминал парк. Территорию ограждала девятифутовая стена с башнями, оснащенными пулеметами и арбалетами. Я познакомилась с каждым преподавателем. Все они показались мне людьми, не склонными терпеть всякие досужие глупости. Куратором у них была эмпат. Она поможет Джули исцелиться, лучше ее с этим никто не справится.

Домой я вернулась уже в темноте. Как обычно после Вспышки, магия на некоторое время оставила наш мир в покое, и путешествовала я на своей старенькой «Бетси», которая на полпути заглохла, хотя и была вполне исправна.

В итоге до крыльца я добралась вымотавшись как собака. Взобралась по лестнице, отперла дверь и обнаружила у порога букет красных роз в хрустальной вазе. Карточка гласила: «Мне жаль. Сайман».

Ворча себе под нос, я отнесла цветы и вазу в мусорный контейнер, снова поплелась к двери, полезла за ключом и поняла, что створка слегка приоткрыта.