Журналистка, которая сейчас берет интервью у Ма и Папы, пишет историю о родителях пропавших детей. Она нам так сказала. Папа держит в руках фото Руну-Диди, которое мы показывали полиции. Ма прижимает паллу своего сари ко рту.
– Мы просто хотим, чтобы нам вернули нашу дочь, пожалуйста, – говорит Папа, придвигая фото Диди поближе к камере. Его обычно слишком громкий голос теперь такой тихий, что микрофон едва может его уловить.
Журналистка откидывает волосы назад.
– Говорите громче, – произносит она одними губами.
– Наша дочь, пожалуйста, верните ее, – говорит Папа. Потом он и Ма смотрят в камеру в тишине. Репортерша жестами показывает женщине-оператору, как перерубает себе горло.
Шанти-Чачи подзывает репортершу.
– В полиции вам рассказали, почему они так долго игнорировали наши жалобы? Они сказали, почему не искали ни одного из пропавших детей больше двух месяцев?
Операторша фокусируется на Шанти-Чачи.
– Полиция отпустит хозяйку квартиры, потому что она богата? – спрашивает чачи. – Куда она дела наших детей?
– Ты это сняла? – спрашивает журналистка у операторши, та кивает.
Журналистка поворачивается спиной к чачи и говорит в камеру: «Жители этих депрессивных трущоб обвиняют полицию в бездействии. Возникает вопрос о роли госпожи Ямини Мехра, хозяйки квартиры в пентхаусе „Золотых ворот“ стоимостью семь крор. Госпожа Мехра заявила, что не знала о гнусных делах своего слуги Варуна Кумара в ее квартире. Тем временем слухи о мотивах Варуна Кумара распространяются как лесной пожар. Был ли он частью сети торговцев детьми или черного рынка внутренних органов? Что он делал с похищенными? Почему хранил сувениры в память о своих жертвах, что, как отмечает полиция, характерно для серийных убийц?»
Ма падает на землю. Женщина-оператор наклоняется, чтобы заснять ее горе и показать его в девятичасовых новостях. Шанти-Чачи бежит к Ма и кладет руку ей на спину прежде, чем это делает Папа.
– Да как вы можете жить сами с собой? – кричит Шанти-Чачи на оператора. – Вы хотите, чтобы мы плакали, рвали волосы, били себя в грудь. Что вы за это получите: повышение, большую премию к следующему Дивали?
Женщина-оператор встает.
– Пойдем в другой дом, – говорит ей репортерша.
– Да, уходите, вам это будет очень легко, – говорит Чачи. – А мы останемся тут: и сегодня, и завтра, и послезавтра. Вы про нашу жизнь рассказываете, как будто это просто очередная история. Вы это вообще понимаете?
Подруги Руну-Диди приходят проведать нас. Они здесь, а Диди нет, и это кажется таким неправильным. Ма просит их присесть на кровать, а мы втискиваемся по углам нашего дома. Девушки не знают, что нам сказать; мы не знаем, что сказать им. Будильник Ма неловко тикает, его медленные стрелки показывают неправильное время. Кажется, сейчас утро, и ночь, и вчерашний день, и завтрашний, и прошлая неделя, и следующая неделя – все вместе.
Папа спрашивает подруг Диди, не видели ли они, как Варун Кумар бродил вокруг школы. Они говорят, что нет. Я видел его так много раз, я говорил с ним, и я ни разу не подумал, что похититель – это он.
Тренер Диди заходит к нам вместе с Митали, Тарой, Харини и Джанви.
– Руну, она была самой лучшей, – говорит тренер, словно Диди больше нет в живых. – Быстрее всех, кого я тренировал в своей жизни.
– Это правда, – говорит Тара. – Нашей команде будет трудно победить без нее.
Нана и Нани звонят Ма на мобильный.
– Я говорила тебе, что в этом месте небезопасно, – начинает Нани. – Говорила тебе, отправь детей жить к нам. – Ма бросает трубку.
Пари и Фаиз приходят с Ваджид-Бхаем, он говорит, что адвокат, которого наняла его амми, уверен, что Тарик-Бхай скоро выйдет на свободу.
– В итоге все всегда кончается хорошо, – добавляет он.
– Когда ты вернешься в школу? – спрашивает меня Пари. – Лучше – после экзаменов. Я сказала Кирпал-сэру ждать тебя в это время.
– Мама Пари заговаривает о переезде в другую басти, – сообщает Фаиз.
– Заткнись, – говорит ему Пари. – Это твоя амми планирует переезжать.
– Переезжать куда? – спрашиваю я.
– Амми думает, что нам нужно уехать туда, где наших больше. – Фаиз трет свой шрам. – Больше мусульман. Тогда «Хинду Самадж» не сможет угрожать нам, как здесь.
Когда наш дом пустеет, а на улице темнеет, Ма дает нам с Папой роти и алу, что приготовил для нас муж Шанти-Чачи. Мы делаем вид, что едим, перемещая еду с одной стороны тарелки на другую. Я больше не чувствую голода, но жую кусочек роти, чтобы ночью не болел живот, как он болит несколько последних ночей.
Читать дальше