Array Array -  Да вспомнятся мои грехи

– А на таких захолустных планетах таких людей вообще не должно быть! Я не могу чувствовать себя в безопасности, выполняя задание, если знаю, что кто–то еще имеет сведения об истинной моей природе. У людей есть неприятная особенность – их можно вынудить говорить. Пока что только вы двое знаете меня. Как много остальных – весь персонал посольства?

– Нет, только мы двое.

– Тогда лучшее, что вы можете для меня сделать – вы оба, – покинуть планету. Немедленно.

– Мистер Гуайана, – донесся тонкий голос Рейчел из видеокуба, – постарайтесь вспомнить, что мы – полномочные представители Конфедерации на этой планете. А вы – только инструмент, специалист, посланный на помощь нам, чтобы разрешить данную проблему. И вся ответственность лежит именно на нас…

– Знаете что, я не дам и… – Рамос замолчал, потом продолжил более вежливым тоном: – Там, внутри, я на самом деле совершенно на все плевал – построит ли Сельва тысячу крейсеров, чтобы швырнуть Грюнвельт обратно в каменный век, или не построит. Я бы никогда даже не узнал о существовании Сельвы, если бы Альварец не заболел вдруг комплексом Атиллы.

Однако, смутно припомнил Гуайана, с дамами Рамос разговаривал очень вежливо и был крайне обходителен.

– Тогда могу сказать, – заключила она с презрением, – что вы идеально подготовлены к вашей работе. Неужели вы не испытываете ни малейшего сочувствия к…

– Сочувствие, мотивация – все дерьмо. – Он глубоко вздохнул и постарался успокоиться. – Симпатии и сочувствие могут меняться, а мотивация – это простое обозначение чего–то такого, чего никто не понимает. Я хорошо исполняю работу, лучшую работу, потому что до последней клетки мозга я кондиционирован исполнять миссию. И совершенно надежен, потому что никто кроме ЗБВВ не обладает знаниями и оборудованием, чтобы это кондиционирование нарушить.

– Тогда вы – самое презренное создание.

– Потому что ущипнул тебя за задницу, большая ты…

– Прошу вас! – Здоровяк обоими руками похлопывал воздух перед собой, стараясь успокоить Рамоса. – Рейчел, твоя мотивация никого не интересует, и никто не оспаривает кондиционирование полковника. Почему мы просто не оставим этот разговор и не займемся самой проблемой?

– Один небольшой вопрос сначала, – сказал Рамос, все еще разбрасывая искры гнева. – Я знаю, кто такая Рейчел Эшкол. Это указано в моих документах… но вы кто такой, черт побери?

– Октавис де Санчес. Я работаю в посольстве.

– Ну что же, хорошо, что она вас нашла не на улице. Что вы делаете в посольстве в свободное от шпионажа время?

– Я, гм, анализирую данные для секции Жизненной Статистики.

– И это дает вам право делить наш маленький секрет?

– Мне был необходим кто–нибудь… – начала Рейчел.

– Да вы сами тут не нужны!

– Мне был необходим человек, безукоризненно верный, который хорошо знал бы Гуайану. Чтобы проверить ваше прикрытие, ваше поведение.

– Чье поведение? Чье прикрытие?.. Я… Я Рамос… Гуайана!!!

– Да, он разговаривает точно как Гуайана, – сказал Октавис.

– Понятно? – Рамос воздел к небу руки. – И ради этого ты в два раза увеличила риск моего раскрытия?

– Сеньору Санчесу можно полностью доверять. – Изображение Рейчел в видеокубе подалось вперед, зло покраснев.

– Ах вот вы о чем, значит… Октавис, старик, если бы я предложил тебе миллион песо за переход на сторону Альвареца…

– Нет. Они слишком…

– Два миллиона? Пять? Десять? Твою жизнь? Угрожал бы пыткой детей до смерти, твоих детей? Твоей матери?

– Да, понимаю. Конечно. Если цена достаточно велика, любой человек…

– Любой человек на этой планете, кроме меня.

Несколько секунд тишины.

– Тогда почему бы вам просто не избавиться от нас… простых смертных? – сказала Рейчел.

– Я обдумал этот вариант, – фыркнул Рамос. – И отбросил я его не потому, что вы могли бы мне пригодиться в дальнейшем. Вы бы мне не пригодились.

– Так почему бы ни убить нас?

– Или хотя бы попробовать, – добавил Октавис, сгибая и разгибая клинок тренировочной рапиры.

– Во–первых, это привлекло бы лишнее внимание ко всей операции. Во–вторых, даже Рамос – настоящий Рамос – не лишен некоторых моральных понятий. И в любом случае, он отличается практичностью, он не станет слоняться по округе и убивать людей из спортивного интереса, или только потому, что ему не нравится факт их существования.

– Он убил шестнадцать человек, – мрачно сказал Октавис.

– Семнадцать. Но всегда имел то, что считал достаточной причиной, или по крайней мере получал приличную выгоду.