Array Array -  Да вспомнятся мои грехи

– Рамос, – проворчал он с чем–то вроде радости. – Убери пистолет, дурак, у Альвареца должно было быть побольше таких людей, как Рамос. – Двумя мощными шагами он покрыл расстояние между ними и заключил Рамоса в сокрушительные объятия. Потом, держа его за плечи, он всмотрелся в его лицо, покачивая головой из стороны в сторону и все больше напоминая медведя.

– Они здорово тебя обработали, бедный мой друг.

– Но не так, как могли бы, комменданте. Меня должны были повесить. – Он совершенно искренне содрогнулся. – Или еще хуже…

– Зачем комменданте? – Он взял Рамоса под руку и повел в комнату Редких Книг. – Разве не был я для тебя всегда лишь Хулио?

– Сэр… Хулио, все дело вот в чем. Меня избивали, регулярно, жестоко…

– Это очевидно.

– …и я, похоже, потерял память. Все воспоминания о последних десяти годах или около того. – Он опустился в удобное кресло. – По их допросам я логически вывел, что после побега должен направиться именно сюда. – Он решил рискнуть. – Но я смутно припоминаю… вас.

Какая–то тень, возможно, сомнение, мелькнула на лице бородатого комменданте, потом исчезла.

– Еще бы ты не помнил, – засмеялся он, вдруг повернулся и пробежал взглядом по выстроившимся вдоль стен томам в кожаных переплетах. Он выбрал толстую книгу под названием «Философские беседы», поднял к уху и потряс. Книга приятно забулькала.

– Философия – лучшая из музык, – процитировал он по–испански. Потом вытащил из пустой внутри книги бутылку и два стакана, наполнив каждый изрядной порцией коньяка. Один стакан он вручил Рамосу.

– Грюнвельтский брантвейн. А именно… – Он посмотрел на бутылку. – Эйзенмахер, 36–го года. Быть может, нам пора начать привыкать к его вкусу?

Рамос поднял стакан:

– Мы наполним им бассейны.

Они засмеялись и выпили.

– Значит, кое–что о Плане ты помнишь?

Рамос пожал плечами:

– Не больше, чем известно каждому. Мои похитители – верное ли это слово? – там, в Туэме, подразумевали, что убийство мальчишки как–то связано с Планом. Я также подозреваю, что они не слишком Плану сочувствуют.

– Да, пока еще не очень, – сказал комменданте. – Но мы их склоним. Или обойдемся без них. Теперь у нас есть поддержка Диаза, что гораздо важнее. Тяжелая промышленность. – Внезапно он поднялся.

– Но об этом мы можем поговорить позднее. Ты, наверное, очень устал.

«Скорее испытываю большое любопытство, чем усталость»,– подумал Рамос, но лучше было слишком пока не нажимать.

Он кивнул:

– Это было изматывающее путешествие.

– Найди в офицерских квартирах тененте Салазара. Я ему позвоню, чтобы тебе дали хорошее жилье.

– Буду благодарен.

– И… а–а! Не желаешь ли разделить… компанию с дамой?

– В некоторой степени. Самые насущные потребности я уже удовлетворил в разнообразных тавернах на пути от Туэме сюда.

Хулио хлопнул Рамоса по спине и засмеялся:

– Некоторые вещи им не под силу изменить!

Как обнаружил Рамос, его звание, полученное недавно, как сообщил ему тененте Салазар, давало ему право лично выбирать квартиры. Впрочем, имелось всего два свободных помещения. Рамос выбрал второе (хотя в нем могло стоять больше подслушивающих «жучков»), потому что комната была чище, а он ожидал женской компании. Девушку звали Ами Ривера. Хулио сказал, что раньше они уже были близки. Он обещал предупредить ее о настроении Рамоса.

Служитель принес вещевой мешок с личными вещами Рамоса–настоящего. К своему разочарованию Рамос узнал очень мало нового, исследовав предметы в мешке. Здесь имелось оружие – затупленная рапира, сабля и еще одна рапира для тренировок. Три комплекта цивильной одежды. Форма отсутствовала. Распечатанный пакет с мишенями для стрельбы из пистолета. Три книги из замковой библиотеки – сборник рассказов и две книги по теории фехтования (это были переплетные комплекты для журналов – Рамос поискал собственное имя, но не нашел). Единственной вещью без практической ценности оказалась потрепанная губная гармошка без верхней октавы. В маленьком мешочке хранились также разнообразные мелкие предметы, явно выложенные из ящика стола – почтовая бумага без монограммы, огрызок карандаша, резинка, две ручки с высохшими чернилами, склеивающиеся почтовые марки, наполовину пустая пачка наркопалочек, но без спичек.

Возможно, шерлоки холмсы из спецсекции ЗБВВ, профильтровав все эти мелочи, смогли бы сказать о Гуайане все – от размера его кольца на безымянном пальце до того, каких женщин он предпочитает. Но Рамосу Отто Макгевину даже через час пристального осмотра все это казалось тем, чем было, – пятью клинками, тремя комплектами одежды и кучей безделушек. Все, что он мог узнать, изучая эти предметы, он уже и так знал.