Array Array -  Да вспомнятся мои грехи

Перед заходом солнца появилась Ами, она подала Рамосу «Триморлинос секос», местное блюдо из даров моря. Это была женщина примерно одного с Рамосом возраста. Ему нравилось с ней разговаривать и лежать с ней в постели, и он так и не смог определить, была ли она послана шпионить за ним или нет.

На следующую ночь ее сменила молоденькая девица по имени Сесила, пристрастия которой были более экзотическими, но зато она мало говорила. На третью ночь прибыл рядовой Мартинец, унылого вида и к тому же мужского пола; он был послан доставить Рамоса к комменданте.

Рамос ожидал увидеть увеличенный вариант собственной аскетично устроенной квартиры, но обнаружил, что «жилище» Хулио оказалось обширным оштукатуренным особняком в форме приплюснутого V, выстроенного вокруг сада, за которым тщательно ухаживали.

Хулио был в саду, сидел под большим деревом за покрытым бумагами столом. Яркая лампа, подвешенная на ветвь, тихо шипела, бросая вокруг мягкий желтый свет. Запах горящего фитиля приятно смешивался с ароматом сада. Хулио что–то быстро писал и не услышал, как подошли Рамос и рядовой. Рядовой прокашлялся, подавая весть об их приближении.

– А, майор Гуайана! Садитесь, садитесь. – Он махнул рукой в сторону стула напротив и снова склонился над бумагой. – Еще одну минуту. Рядовой, найдите повара, пусть принесет нам немного вина и сыра.

Через минуту он со стуком положил ручку и собрал вместе все бумаги.

– Рамос, – сказал он, укладывая их стопкой, – если они предложат тебе повышение до полковника, отказывайся. Это первый шаг к смерти от писчей судороги.

Он сунул бумаги в портфель и поставил его на траву:

– У меня для тебя следующее… ага!

Он замолчал, пока солдат расставлял перед ними тарелки с сырами различных сортов и наливал вино.

– Можете идти, рядовой. – Он со вкусом понюхал вино и отпил глоточек. – Да, звание имеет все–таки свои преимущества.

Рамос сравнил изобилие окружающей обстановки с квартирой полковника Отто Макгевина на Земле. Он пробормотал что–то, соглашаясь, но про себя отметил, что привилегии звания разнятся от армии к армии.

– У меня для тебя новое задание, Рамос. Ты знаком с кланом Сервантес?

– Только по карте.

Комменданте в изумлении покачал головой:

– А ведь мы с тобой там бывали. Двухнедельная поездка всего лет пять назад.

– Абсолютно ничего не помню.

– М–м. Во всяком случае, Сервантес сейчас вызывает у нас беспокойство. Сначала он поддерживал План, но позже… впрочем, детали не имеют значения.

– Он начал колебаться?

– Вероятно, даже хуже. Эль Альварец подозревает предательство.

– А имеется ли у эль Сервантеса сын подходящего возраста?

– К сожалению, не имеется. Он уже старый человек. Сыну его почти пятьдесят.

– Но это превосходная ситуация. Единственному внуку всего двенадцать, и больше в семье некому занять место в Сенадо, если что–то случится с сыном. – Комменданте усмехнулся. – Небо их невзлюбило, посылая одних дочерей.

– Значит, я должен вызвать этого пятидесятилетнего мужчину на дуэль и убить его?

– Да. Все было бы просто, если бы не одно обстоятельство. – Хулио прислонился к стволу дерева. – За твою жизнь назначена цена, Рамос. Во всех кланах, кроме Альвареца. Эль Туэме предлагает десять тысяч за твою голову.

– Значит… сначала нужно изменить вид этой головы.

– Пластическая хирургия?

«Лишь только скальпель коснется пластиплоти…»

– Конечно, мы уже обсудили этот вариант.

– Кажется, мера слишком крайняя. Они смогут вернуть мне потом прежнюю внешность?

– Не знаю. Думаю, что нет.

– Мне это не нравится.

Хулио пожал плечами:

– Это твоя же единственная голова, Рамос. Жалко будет, если ты потеряешь ее из–за тщеславия.

– Нужно подумать… у вас есть экземпляр фотографии, которую они использовали на плакатах, чтобы определить меня?

– Да. – Он поднялся. – Пойдем.

Комменданте провел его через два вооруженных поста охраны в свой обширный особняк. Толчком большого пальца распахнул дверь в просторный кабинет.

Он открыл массивный деревянный секретер – замок тоже был настроен на его отпечаток пальца.

– Вот.

Рамос изучил изображение. Очень похоже, но фотография сделана явно к концу его срока в камере.

– Все в порядке. Смотрите.

Он поднял картинку к своему лицу.

– Тюремная бледность у меня уже сошла, кроме того, на фотографии все лицо распухло от синяков. Если я обрею усы и коротко подстригу волосы, меня никто не опознает.