Любовь Романова: Аутист

В тот день с ней творилось неладное. Она брела, опустив голову, то внезапно останавливаясь, то ускоряя шаг. Филипп едва успел заметить, как Настя нырнула в подъезд незнакомой бледно-желтой высотки, не дойдя до своего дома какой-то квартал.

В неуютном дворе гулял весенний ветер и накрапывал дождь. Разрытая посреди детской площадки траншея с водопроводными трубами все больше напоминала торфяные топи вокруг Баскервиль-Холла. Рядом не было ни души. Фил стоял, не замечая непогоды, и задумчиво смотрел на приоткрытую дверь подъезда.

Пока не увидел Настю.

Она, словно неумелый канатоходец, покачивалась на перилах балкона, служившим переходом между лестничной клеткой и площадкой с лифтами.

К тому моменту, как Фил добрался до шестнадцатого этажа, Настя успела спуститься с перил. Теперь она стояла на узенькой кромке, прижавшись спиной к ржавой ограде, и держалась за нее побелевшими пальцами.

Возможно, окажись на месте Фила нормальный человек, он бы попытался заговорить с девушкой. Окликнул, начал успокаивать, просить перестать валять дурака и пожалеть родителей.

Но Фил не был нормальным.

Поэтому он, молча, подошел к Насте и в тот момент, когда пальцы с остатками перламутрового лака на ногтях разжались, ухватил за капюшон ее красной кофты. Она на секунду прекратила движение к ленте темно-серого, почти черного от дождя асфальта, а потом соскользнула вниз с узкой бетонной полоски.

Аутизм — большая загадка человеческой психики. Бесконечное количество вопросов и ни одного ответа. Правда ли, что в устричной раковине, словно в тесной темнице, заключен обычный человек, который мечтает вырваться наружу? Или у аутистов нет ничего общего с нормальными людьми, а значит, нет и потребности меняться? И вообще, что это? Болезнь? Патология души? Или повышенная ранимость, делающая любое соприкосновение с реальностью невыносимо болезненным?

Науке это не известно. Но как бы там ни было, в момент, когда Настя уже почти летела вниз, Фил с невероятной для аутиста ловкостью подхватил ее подмышки и одним рывком втянул на балкон.

— Отстань, гад! — Закричала она и попыталась вырваться из объятий парня.

— Нет.

— Отпусти!

— Нет.

Его голос звучал глухо. Даже равнодушно. Словно он не отказывал любимой девушке в желании покончить с собой, а просил не класть ему в чай третью ложку сахара.

Наконец, Настя сдалась и перестала вырваться. Она внезапно обмякла, съежилась и позволила втолкнуть себя в лифт. Фил крепко держал ее за локоть, глядя ей куда-то через плечо. Он вообще не умел смотреть людям в лицо. Особенно — в глаза.

Всю дорогу до своего дома Настя брела за ним, точно засыпающий на ходу ребенок. Филипп не пытался ее тормошить. Просто, не меняя скорости, вел за руку привычным маршрутом: мини-маркет, детский сад, SPA-салон. Потом свернул в знакомый двор и пересек тенистый пятачок, где, не смотря на изморось, гуляла пара молодых женщин с колясками.

В подъезде Фил почувствовал смутное беспокойство. Перед его мысленным взором возникла открывающаяся дверь, а на пороге размытая фигура. То ли мужчина, то ли женщина. Кто-то из Настиных родителей. Человек смотрит на него и ждет. Чего ждет? Слов. Нужно объяснить, что произошло с его дочерью, а Фил не может. Он без проблем бы выложил все случившееся мозаикой или нарисовал песком. Песком лучше всего — у него здорово получалось рассказывать целые истории с помощью мелких кварцевых крупинок. Только разве его поймут? Существам, населяющим окружающий мир, нужны слова. Слова. Звуковые цепочки, не имеющие ничего общего с теми предметами, которые они обозначает…

У Фила не было слов. Особенно, таких, чтобы рассказать родителям Насти, как их дочь пыталась спрыгнуть с шестнадцатого этажа чужого дома.

Щеку обожгло болью резкого прикосновения. Скандинавская принцесса провела по ней кончиками пальцев, отчего Фил ощутил сосущий холодок в животе. Другой рукой она вдавила красную кнопку с надписью STOP.

Лифт сердито дернулся и замер.

— Тихо, Филипп. Тебя же Филипп зовут? Я должна была давно это сделать.

Настя слегка наклонила голову, почти коснувшись облаком светлых волос лица своего спасителя, сняла с шеи маленькую серебристую фигурку на кожаном шнурке и вложила ее в руку Филиппа. Теплый металл отозвался легким покалыванием кожи.

— Держи, не отпускай. Это мой подарок. За все…

Звуки потеряли резкость. Цвета поблекли. Запахи и прикосновения перестали причинять привычную с детства боль. Мир подернулся сероватой дымкой, и одновременно пришли слова. Сотни, тысячи слов. Они затопили сознание Фила, сплетаясь с изображениями предметов, людей и животных. А потом он почувствовал стоящую рядом Настю. Нет, не увидел, не уловил ее запах, а начал чувствовать то же, что и она. Боль, страх, пустоту, отчаянье, безысходность. И каждое из пришедших к Филу ощущений обрело свое название…