Элли Флорес - Энкантадо

Я это выясню.

Пять дней я механически проделываю все необходимые действия строго по графику. Раскапываю маленькие высохшие водоемы по левому берегу притока, извлекаю скользких чешуйчатников из глиняных гробиков, отношу в хижину, делаю все необходимые замеры, охлаждаю их в портативной криокамере. При температуре минус шесть содержание ихтиоморфина в мозгу остается на нужном уровне, клетки не повреждаются. Закончив сбор материалов для Ортеги, я отправляю ему сообщение и прошу выслать курьера на биостанцию, расположенную возле эко-отеля «Регент Лодж Амазонас». Его по-детски радостный ответ немного отвлекает меня от возрастающего с каждой минутой разочарования.

Какая глупость, в самом деле. Инии не территориальные животные, самец за это время мог уплыть хоть за тридевять земель. Во время дневной работы я повторяю сухие строчки из справочника, но по ночам, ворочаясь на сырых простынях и разглядывая от нечего делать подвешенные к потолку парусники Джофре, посылаю все справочники и энциклопедии мира в известном направлении.

Каждое утро перед началом раскопок я выхожу к водопаду и насвистываю «Дорогу к счастью» Боуринью. Каждый вечер кидаю плоские камушки, стараясь, чтобы они несколько раз подпрыгнули перед тем, как опуститься на дно реки. Обедаю тоже там, хотя это и не очень удобно. Элена, глупая Элена. Сказочница Элена Ривалду, дитя в двадцать пять лет.

На шестой день Энрике «Рик» Келадо вновь появляется на горизонте, нарядный и гордый собой – точь-в-точь павлин, углядевший вожделенную самочку. Он здоровается со мной, с Джофре, выгружает заказ, принимает от меня тщательно упакованную криокамеру и начинает распускать хвост.

– Синьорита Ривалду, вы прямо цветете.

– Ты тоже неплохо выглядишь, – я наливаю мужчинам охлажденного в реке пива, а себе – чашку крепчайшего черного кофе. Эх, что мне стоило уйти на полчаса раньше и поручить Джофре самому разобраться с отправкой посылки…

Келадо отхлебывает пиво и прилипает глазами к моему мягкому месту. Даже отсюда, из кухни, я вижу реакцию Черного. Старик мгновенно осушает стакан и произносит что-то одними губами. Зная Джофре, я легко отгадываю содержание беззвучной реплики и распахиваю дверцу шкафчика, чтобы хоть как-то спрятать от обоих свое исказившееся от смеха лицо.

– А у нас сегодня танцы, – Рик гнет свою линию. – Хоакин заказал рок-группу из Манауса. Я подумал, ну что вам сидеть в этой дыре и ковыряться с грязными жабами…

– С чешуйчатниками, – я возвращаюсь в большую комнату и сажусь за стол. Кофе сварен так, как нужно. Великолепно.

Он побалтывает пивом в стакане. Красив, что и говорить, но назойлив и самоуверен. Первый парень на деревне, кумир всех девчонок-туристок и страшный сон их родителей.

– Я и говорю, с чешуйчатниками. Все равно, грязные твари. А вы – чудо как хороши, Елена Прекрасная, Элена Эрмоса. Хотите, заеду сегодня часиков в пять, отвезу в отель? У нас, конечно, не Рио, но самбу мы танцевать умеем. И в соседней индейской деревеньке можно неплохо развлечься.

Я делаю вид, что обдумываю предложение. Полминуты, не больше. Рик подается вперед и прикусывает губу. Сквозь маску сорвиголовы вдруг просвечивает лицо маленького мальчика, не дождавшегося подарка на Рождество.

– Извини, не получится. У меня сегодня очень напряженный график работы. К вечеру я смогу разве что доползти до койки. И потом, жених будет звонить. Он у меня ревнивый.

Мальчик куда-то пропадает, его место занимает разочарованный самец. Допиваю кофе, иду сполоснуть чашку, краем глаза наблюдая, как Рик прощается с Джофре и отчаливает.

Джофре провожает гостя, возвращается и наливает себе щедрую порцию пива.

– Германики тоже не дураки. Но в их Высокие княжества меня бы под дулом автомата не заставили поехать.

И, почти не делая паузы между фразами, добавляет:

– Когда он умер?

Я замираю с мокрой чашкой в одной руке и полотенцем в другой. Мы смотрим друг на друга.

Должна бы уже знать – играть в гляделки с Черным бесполезно. Да и вообще – играть…

– После карнавала.

– Как?

– Утонул. Купался с приятелем. Он хорошо плавал, отлично. Но случилась судорога… судорога… и…

Мой язык заплетается, словно все запасы мирового алкоголя хлынули разом в вены. Чашка падает и дзинькает осколками. Я закусываю полотенце зубами, и Черный очень нежно обнимает меня за плечи и притягивает к себе.

– Ай, моя нинья, золотая девочка, – шепчет он. Я хватаюсь за его рубашку – в этот раз чистую и выглаженную – и начинаю рыдать так, будто через минуту меня убьют. – Бедная моя девочка.