Элли Флорес - Энкантадо

«Никогда не смотри в глаза боуту, птичка. Они колдуны. Посмотришь – и сама не заметишь, как окажешься на дне Матери рек, в городе Энканто»

«Розита, я хочу туда! Хочу в Энканто… пожалуйста…»

Ох, и затрещину я тогда получила от вспыльчивой седой Розиты… Домоправительница из Баии не была сторонницей новомодных мягких методик воспитания детей, совсем нет. Она правила мной, братом и заодно моими родителями, как древний возничий – бешеной квадригой, то ослабляя, то натягивая вожжи, интуитивно соразмеряя свою силу с нашей выдержкой.

Это Розита ходила за мной два месяца после похорон Кристобаля, терпеливо уговаривая выпить еще ложку бульона, заставляя встать, причесаться, одеться, выйти погулять в парк или на пляж. Это она отвечала на звонки приятелей, весело проводивших время в ночных клубах Копакабаны, мамы, переехавшей к отчиму в Боготу, брата Робби, путешествующего где-то в Гималаях. Она же разговаривала с моим научным руководителем Ортегой, всемирно признанным специалистом-экспертом по физиологии двоякодышащих рыб, и убеждала подождать – совсем, совсем недолго, не посылать нового полевого исследователя в этот район, дать мне последний шанс.

Розите я была обязана счастливым детством и любовью к жизни. А еще – любовью к сказкам.

Боуту, таинственные жители Амазонки, почти истребленные в конце прошлого столетия, ставшие мифом. Боуту, избегающие алчных людей с сетями и острогами, с винтовками и взрывчаткой, тихие тени в притоках огромной реки.

Один из них только что позволил мне прикоснуться к себе. Чудо, Розита моя, это чудо. Благословенна будь твоя доброта.

Тади. Я повторяю это имя, не понимая, откуда, из каких глубин памяти оно появилось и обожгло мой язык. Тади, это не последняя наша встреча, клянусь тебе. Я буду приходить к водопаду утром и вечером, если понадобится, я поставлю палатку и буду ночевать на этом месте. Мы встретимся, и я узнаю твои секреты.

Только не уплывай, прошу тебя.

У меня осталось так мало надежды.

Два дня я не заплываю в приток. Два дня избегаю водопада, отказываюсь сопровождать Мамиту и Тонто под разными предлогами – то слишком жарко, то у воды плохой вкус, то хвост болит. Мамита смотрит на меня все подозрительнее, малыш ехидничает, сочиняя для меня новые причины вроде «воспаления лени» или «сердцекружения».

Ах, да ведь он прав – мое сердце кружится, как сумасшедшее, оно трепещет и выдирается из груди возле притока. Я действительно болен, хотя меня никто не ранил, отравлен, не вкусив яда. Моя болезнь, мой яд – она. Днем и ночью я вижу золотисто-розовый вихрь, чувствую ее руку на своей коже, слышу странные звуки «та… ди».

«Плохо, Молодой. Ты ушел к предкам»

Мамита ласково тычется носом в мою грудь, всплывает, я следую за ней.

«Не понимаю»

Она гладит меня сочувственной мыслеволной.

«Наши предки были родичами двуногих, Молодой. Но они поссорились с ними. Двуногие очень злые, им всегда всего мало. Праотец Уну разозлился на них и увел свое племя под воду. Наши пути разошлись очень давно…»

От неожиданности я дергаюсь и задеваю ее хвостом. Она будто не замечает.

«… но они и в воде не оставили нас в покое. Били-убивали, мучили, ловили наших детей. Нас осталось мало. Поэтому забудь о ней, Молодой. Иначе погибнешь, превратишься в…»

Я бросаюсь вперед, не дослушав, мое тело пронзает толщу воды, скорость все возрастает и возрастает. Два каймана бросаются в сторону, чувствуя сокрушительную мыслеволну моего гнева. Маленькая водяная змея от испуга прячется за плывущей корягой. Быстрее, еще быстрее – так, чтобы сознание помутнело, кожа раскалилась, мышцы свело от усталости, чтобы воспоминания перестали копошиться внутри.

У берега слышится плеск. Я инстинктивно ныряю, задерживаю дыхание. Сам того не заметив, я доплыл до Места Старика.

В глазах темнеет, я вынужден всплыть на поверхность. Я делаю это так, как всегда – очень тихо, и прячусь за спасительной оградой из топляка.

На песчаной отмели стоит она. В руках у нее сладкие водяные цветы, голова задумчиво наклонена, ножка рисует полукружья и линии, в которых нет смысла, в которых смысла больше, чем во всех наших песнях и преданиях, сказках и легендах.

Старик выходит из убежища и приближается к ней. Она вскидывает голову и улыбается ему. Я чувствую, как утихший было гнев разгорается снова. Она не может принадлежать к его семье. Она ему не родич. Может быть… нет, это безумие… но… может ли она быть его парой?