Элли Флорес - Энкантадо

При виде бутылки шардоне Джофре поднимает бровь. Протягивает лапу и нежно сворачивает стеклянную шею. Наливает в подставленные мной рюмки и делает первый глоток. Выражение его лица становится почти благоговейным.

– Попка младенца.

Я давлюсь своей порцией и кашляю.

– Перестань, Черный. Просто пей и дай выпить мне. Сегодня мой первый день на Реке.

– Свежескошенная трава, – он задумчиво побалтывает жидкость в рюмке и делает еще глоток. – Коровы со сливочно-гладким выменем, позванивающие большими колокольцами. Снег и огонь в очаге.

Он отхлебывает еще.

– За тебя, девочка. За Реку. И снова за тебя.

Я улыбаюсь и чокаюсь с ним.

– Старый вредный романтик. Твое здоровье.

После трех рюмок я плотно затыкаю пробку и уношу пузатенькую искусительницу в свою комнату. Джофре провожает ее мечтательным взглядом.

– Франкары не дураки. Одно время я думал поселиться там, а не в Бразоамерике.

– Отчего же не поселился?

Джофре перебирается на свой любимый продавленный диванчик, устраивается со вкусом. Я отказываюсь от предложенной сигареты и делаю разрешающий жест. Он закуривает и прищуривается на меня.

Говорить он не расположен и всем своим видом показывает это. Джофре – это Джофре. Старая устрица, не желающая раскрывать свои каменные створки. Чуть-чуть приоткрылись они год назад, в мой первый приезд, и сразу захлопнулись.

Я не лезу никому в душу против воли. Друзья говорят, это одна из моих самых привлекательных черт. Кристобаль всегда добавлял – после глаз.

…проклятье! Забылась, расслабилась, отвлеклась – и вот результат…

Я желаю ему спокойной ночи и иду к двери в спальню.

– На твоем месте я бы не пил ночью.

Его негромкие слова ударяют мне в спину, как выстрел. Я потрясенно оборачиваюсь.

– А если захочется, тогда лучше разбуди меня.

Я заставляю себя захлопнуть рот и отправляюсь спать.

У высокого берега притока есть одно местечко, которое мне очень нравится. Уютно-округлое, заросшее кувшинками, с почти прозрачной водой, которая пенится и кипит там, где три струи – одна широкая, две узкие – падают сверху. Здесь великое множество маленьких жирных угрей и пугливых придонных рыбок-пепит, славно хрустящих на зубах и оставляющих во рту привкус незлой горечи.

Я ловлю их, раскапывая носом ил, и на несколько минут вода темнеет от поднявшейся наверх мелкой взвеси. Для меня это не имеет значения, охота идет нормально, с глазами или без них… но видеть все же так приятно! Всплываю на поверхность и замираю, дожидаясь момента, когда все успокоится.

Утренние лучи не обжигают – ласкают и нежат мою макушку, целуют дыхало, скользят по спинному горбу и в конце концов убегают в сторону, растворяясь в зеленом сумраке сельвы. Я поворачиваю голову к противоположному берегу и слышу шум. Кто-то издает странные чокающие звуки, ветви трещат и скрипят, густая завеса лиан медленно раздвигается. Двуногий.

Нет, двуногая! Молодая темнокожая самка. Она замирает, увидев меня. Ее глаза блестят, черные пряди падают на плечи, прилипая к мокрой шее, губы удивленно приоткрываются. Пламя ее жизни вспыхивает, пульсирует, наливаясь золотисто-розовым, и я незаметно для самого себя приближаюсь к берегу.

Я никогда еще не видел такого прекрасного пламени. Оно завораживает меня своим неистовым вихревым движением-танцем. Проходят минуты или часы… мое сердце бьется часто и громко, я забываю об осторожности, забываю обо всем.

Она садится на корточки и протягивает ко мне руку – медленно, робко, мягко округлив тонкие слабенькие отростки… пальцы, Мамита называла их пальцами. Я мог бы откусить их так же легко, как конечности взрослого краба. Она что-то говорит, но из-за низкого, тревожного звона в ушах я ничего не могу разобрать. По позвоночнику пробегает сильная судорога. Я разеваю рот и издаю слабый приветственный свист.

Ее пальцы касаются моей головы, и я освободившейся пружиной бросаюсь прочь, уходя из притока, из омута ее глаз, из огня, в котором мне суждено сгореть – вместе с ней.

Рюкзак с оборудованием валяется на траве, по воде бегут волны. Иния исчезла.

Голова кружится, и я сажусь рядом с рюкзаком, лихорадочно пытаясь привести мысли и чувства в порядок.

Я прикасалась к ней… к нему. Определенно, это был молодой самец. Почти два метра ростом, великолепно развитый, с голубоватой спиной и бледно-желтыми глазами.

Его глаза. Взгляд человека.