Владимир Атомный - Ингви фон Крузенштерн 3

Они немного поотстали, но всё равно продолжают преследование. Я уже вышел из леса и вижу Петергоф. На самом деле, а зачем отбирать работу у караульных? Чего я лезу затычкой каждой бочке?

Поднапрягся, вытянул руку к небу. Огонь мне даётся плохо, поджигать трубку это одно, а вот создать более-менее приличный ком тяжело – жжётся сильно, сноровка нужна. Тем не менее я подналил силы, чтобы он затрещал и начал раздуваться, а после “плюнул” им в небо. Тут же следом пустил струю воздуха, что нагнала и разорвала шар на высоте нескольких человеческих ростов. Получился небольшой взрыв.

Разбойничья братия уже уматывала обратно в лес, но вот от крайних домов отделился отряд конников и помчал ко мне. Сначала, конечно, растерялись, но быстро смекнули, что человек с такой аурой не может быть простолюдином.

– Господин, что случилось?! – соскочил с коня старший из них. Мы не знакомы, но виделись.

– Я капитан-поручик Колыванский, нужно отправить пару бойцов в лес, напротив телеги – вот она в кустах спрятана. Бандиты напали.

Парень изменился в лице, глаза поползли на лоб.

– Ваше благородие, прошу…

– Отставить, – улыбнулся я. – Главное поймать мерзавцев.

– Саня, Дюха! – зыркнул на своих старший. – Ну-ка стрелой в лес!

– Фух! – выдохнул я, и приметив кисет на поясе у караульного, говорю: – Не угостишь табачком?

– Не извольте беспокоиться, – скорее выхватил он его и чуть не выронил.

– Давай без чинов, – улыбнулся я. – Только мне бы ещё трубкой твоей воспользоваться, сам-то я, как видишь, не при параде.

Тот, заметно расслабившись, спрашивает:

– В карты проигрался?

Я быстро прикинул, что неплохо бы быть поближе к сослуживцам и не моргнув глазом соврал:

– Под самое утро, – и подмигнул. – А до этого почти поместье графское и тысячу душ крестьянских вот в этих руках держал.

– Фортуна, – многозначительно отметил прапорщик Коля.

– Это да, – оттопырил я губу и задумался. Воистину, на удаче спасся.

– Табачок у меня самосад, забористый, – сообщил он и протянул уже зажжённую трубку.

– Это который возле забора рос и на который больше всего ссали? – пошутил я и затянулся.

Его разобрал хохот.

– Да-да, именно такой. Слышал, искали тебя несколько дней назад?

– Эх, – покачал я головой, – с удовольствием бы пересказал как было, но начиналось всё под благовидным служебным предлогом.

– Ай, – сплюнул он и посмотрел вдаль, – завидую… уже челюсть сводит от однообразия. Тоже сходить надо куда-нить.

– Тебя ж Николаем зовут, – глянул я на него, – хочешь подскажу куда заглянуть в первую очередь? А то я тут случайным образом знаю.

Ну и выдал ему Ивановские “ямы”, где и не дорого – всё же прапорщик пока что, и при этом весело. Да и без последствий, только если сам не учудишь.

Николай не только куревом угостил, но и коня предлагал до Петергофа. Я отказался, а когда уже попрощались, увидел, как из леса показались его ребята. Здорово было бы, реши он в отчёте про меня не упоминать, но хорошая мысля приходить опосля – так бы попросил даже. Просто, он ведь так и напишет, что Колыванский помог в поимке мелких разбойников.

К Удаче дошёл без эксцессов. Успел войти в обеденный зал и собирался свернуть в коридор, как их кухни вышла Марина. Завизжала и бросилась ко мне. Придавив к стене жадно заглянула в лицо, потрогала, коснулась новых шрамов…

– Котик… – прошептала она, – ты вернулся…

Я тоже всмотрелся ей в лицо и убедился, что Марина всё такая же красивая, а в глазах ярится жизнь.

– Что было? На тебя напали?

– Немного, – криво улыбнулся я.

– Игорь! – гневно посмотрела она. – Говори как есть.

– Хм… ну я смягчил тона.

Марина дальше слушать не стала, отстранилась и тут же задрала мне рубаху, нисколько не стесняясь зевак. Увидев исполосованное красными шрамами тело, она отступила назад и подняла на меня побелевший от бешенства взгляд.

– Твари! – вырвался рык у неё из горла. – Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Как же я ненавижу этот грёбаный мир! Ар-р-р!

По рукам потекло пламя, сжигая рукава на платье. Огненные искры падают на дощатый пол и тлеют. Марина сжала кулаки, пытаясь сдержаться, отчего стала исходить дымом. Кожа покраснела, но зная насколько невообразимым образом Огнёвка чувствует стихию – это не ожоги. Потом опёрлась о стену и сползла вниз, оставляя на досках тёмные обугленные пятна. Оказавшись на полу, Марина яростно влупила кулаком по нему – в стороны разлетелся сноп искр.

Примчались служки с вёдрами, но я придержал их, подняв руку. Сел рядом, поднял за подбородок голову Огнёвочки.