Тем временем Найяту закончил свой рассказ и дополнил его следующим:
– Я надеюсь, что если как следует пригляжу за лавкой господина Ладмера, то в благодарность, помимо денег, он даст мне шанс стать его подмастерьем. Начну с малого, буду подметать пыль и вытирать полки, но со временем…
– Не спеши, брат мой, – осадил его Вичитту. – Не проговаривай вслух того, чего ты желаешь, иначе этому не суждено будет сбыться. Держи это близко к сердцу и подальше от чужих ушей. В любом случае, я рад, что господин Ладмер пошел тебе навстречу.
– Ты прав, Вичитту, ты, как всегда…
Но их беседе не суждено было продолжиться, поскольку Найяту услышал до боли знакомый голос неподалеку:
– Найяту! Мой кровный брат!
Поначалу он не поверил ушам, решив, что голос родного брата ему почудился. Но развернувшись, он убедился в обратном. Широко улыбаясь, с распростертыми объятиями в паре шагов от него стоял высокий аак’си с ирокезом на голове. Его лицо было украшено ритуальной бахромой красного цвета. На шее висело ожерелье из зубов хищников и перьев птиц. Из одежды была лишь набедренная повязка с узорами родного племени.
– Тарраки! – крикнула Сахики и бросилась в объятия дяди.
– Сахики! Неужели это ты! – Он крепко обнял племянницу. – Последний раз, когда я тебя видел, ты могла обнять только мою ногу, а теперь!..
Видеть Тарраки после стольких сезонов для Найяту было необычно. Улыбка так и норовила расползтись по лицу при виде старшего братца, но обида, образовавшаяся во время их последней встречи, сдержала его.
– Тарраки, неужели это ты? – спросила Шима, подойдя к нему ближе. Мики, до этого скачущая, как неугомонный заяц, вдруг притихла, разглядывая незнакомца. Прежде она никогда не видела дядю, поскольку родилась уже после его ухода из этих краев.
– Шима… – голос Тарраки стал нежнее. – Ты все так же прекрасна, как летний закат на берегу моря. – Он посмотрел на Мику, кусающую от волнения указательный палец. – А кто это милое дитя?
Шима взяла дочку на руки.
– Это Мика. Мика, поприветствуй дядю Тарраки.
Малышка, стеснительно наблюдая за улыбчивым мужчиной, провела дугу ладонью справа налево, означающую приветствие. Тарраки сделал то же самое.
– И я тебя приветствую, Мика, дочь моего брата. – На этих слова он наконец развернулся и медленно направился к Найяту. Шел он осторожно, словно ожидая от Найяту неприятностей.
И ему стоило их ожидать.
Однако Найяту не хотелось омрачать этот святой день. Как только брат подошел к нему, все с теми же распростертыми руками, он грубо обнял его.
– Давно не виделись, брат, – прошептал Тарраки, хлопая его по плечу.
– Давно, – подтвердил Найяту. – Если после стольких лет ты снова пришел, чтобы…
– Нет, брат, я пришел для другого. Но сперва давай попрощаемся с Сид’охом. Он славно потрудился, дав нам много дичи в этом сезоне, и заслуживает достойных проводов.
Найяту согласно кивнул. Все же, даже несмотря на их распри, он был рад увидеть его снова.
– Еще увидимся, Найяту, – обратился к нему Вичитту и, отвесив учтивое приветствие, ушел восвояси.
– Кто это? – спросил Тарраки. – Неужели твой брат по охоте?
– Пойдем, – пропустив мимо ушей, ответил Найяту. – Церемония вот-вот начнется.
Танцевали все, и люди, и животные, бегающие у ног хозяев. Вскоре и семья Найяту присоединилась к хороводу. Здесь, возле кострища, они говорили не только с духами и богиней, но и со своими далекими предками, – и они когда-то танцевали в этих местах.
Перед самым рассветом все аак’си расселись вокруг старого безымянного Мудреца, чтобы послушать его наставление. Это было частью обряда. Но, прежде чем старик заговорил, он достал из-за пояса нож и острием осторожно воткнул его в ствол ясеня за спиной. Из дерева, прямиком в небольшой ковшик в руках Мудреца, засочилась священная смола золотистого цвета, называемая в народе аак’си икками. Набрав половину ковшика, старик взял в кулак пригоршню жидкой грязи и залатал ею место в стволе, где ударил ножом, попутно прошептав себе под нос заклинание.
Небольшое количество смолы мудрец вылил в огонь. Пламя ярко вспыхнуло, и из его недр повалил едкий дым, который старик принялся глубоко вдыхать ноздрями, приподняв голову к ночному небу. Найяту тоже попытался уловить этот запах, но ничего, кроме гари и щипании в ноздрях, не почувствовал, чего нельзя было сказать о Мудреце. Он, окинув всех пристальным взором, начал свой рассказ:
– Много сезонов назад, когда дух Тхал’ак уже готовился к долгому сну, уступая правление своему младшему брату Аккоту, в наши земли явились нииты. – Мудрец снова вдохнул едкий дым, исходящий из священного костра. – Первой аак’си, встретившей их, была Элайра Хранительница Чащи. Покорно она чтила заветы Иккси, строго соблюдая клятву быть милосердной ко всему живому, в том числе и к новоприбывшим чужакам. – Он помолчал, наблюдая за пламенем костра, и продолжил: – С каждым сезоном ниитов становилось все больше, как и разрушений, что они несли. Не щадя, они уничтожали деревья и выкачивали из них священный икками; убивали зверей не только для пищи, но и для развлечения. Тяжело было Хранительнице наблюдать, как бесчинствовали нииты в ее родном лесу, но она продолжала смиренно терпеть, ведь так велела ей Мать Иккси. Так длилось много сезонов, пока в один прекрасный день все не изменилось…
Читать дальше