Даниил Корнаков - Слёзы Осени. Часть I

Мудрец замолчал, вглядываясь в пламя, пока все сидящие вокруг него с нетерпением ждали продолжения истории. Никто не посмел прервать его молчание. Даже дышать старались тихо, лишь бы не пропустить ни единого слова.

– У Элайры была дочь по имени Виша. Она должна была стать ее преемницей, после того как Иккси заберет ее в страну Земли Вечного покоя, и продолжить дело матери. И вот однажды, когда в лесу царствовал Тхал’ак, в землянку Элайры пришел ниит, неся на руках тело мертвой дочери Элайры…

Старец намеренно прервал свой рассказ, чтобы окружающие его аак’си возмутительно повздыхали и тихо выразили свои опасения.

– Ниит сказал Хранительнице, что девочка стала случайной жертвой охотников, бродивших в лесах. Но Элайре не было до этого дела, горе от потери преемницы и бесчинства чужаков ослепили ее. Смерть дочери окончательно сломила хранительницу, и в ту же ночь она отказалась от учения Иккси и приняла в сердце Сиику…

По кольцу слушающих прошёлся перепуганный гвалт. Многие прижали своих детишек ближе, другие же принялись вдыхать аромат священного дыма, выгоняя из головы помыслы о злой и могучей силе.

Найяту заметил, как Тарраки даже не дрогнул, услышав имя злого духа. Он лишь беспристрастно продолжал наблюдать за рассказом.

Мудрец, выждав, пока шум сойдет на нет, продолжил:

– Оно подарило ей невероятную силу и стаю маккоев, огромных волков с острыми зубами. На следующее утро хранительница, используя обретенную силу и поддержку могучих существ, уничтожила поселение ниитов. Никто не скрылся от ее гнева… Мужчины, женщины, дети, все они погибали от ее слепой ярости. С тех пор никто и никогда более не видел Элайру Хранительницу Чащи. Никто и никогда. Пропала она во тьме и теперь вечно будет скитаться среди выжженной земли и черных облаков…

Мудрец понурился, вороша рукой сухую землю под ногами. Долго он молчал, прежде чем закончить свой рассказ:

– Нииты, хоть и не нарочно, отняли одну жизнь. В ответ Элайра отняла жизни десятков ниитов, развязав войну, в которой погибло уже много аак’си. Это смертельная волна может разрастаться все сильнее и сильнее, но, мои братья и сестры, в наших силах этого не допустить. Мы будем смиренны, как того требует Иккси. Мы должны стойко переносить все тяготы, доставляемые нам ниитами, и не поддаваться искушению злой силы, как это сделала Хранительница. Пройдет время, и нииты тоже станут нам братьями и сестрами. Помните о смертоносной волне. Помните, что одно смирение способно спасти тысячи душ. Я все сказал.

«Одно смирение может спасти тысячи душ», – повторил про себя Найяту, пытаясь как можно глубже вникнуть в смысл этих слов.

Мудрец тем временем вдохнул дыма и приступил к новой истории. Найяту лег возле ног жены и, нежно поглаживая ее по животу, слушал, как в чреве резво бьется сердце сына.

Немного погодя Найяту и Тарраки смогли уединиться поодаль от всего племени у опушки леса. Уже издалека наблюдая за угасающим кострищем, они сохраняли молчание, наслаждаясь ночной прохладой. Первым нарушил тишину Тарраки:

– У тебя прекрасная семья, брат. Две замечательные дочки, красавица жена и, если глаза меня не подводят, скоро у вас будет еще ребенок?

– Да, – тихо ответил Найяту.

– Шима… – мечтательно произнес брат. – Да, я помню, как мы, еще будучи детьми, трепали нервы нашим родителям. – Он улыбнулся. – А ты помнишь, как однажды Шима нашла в лесу выпавшего из гнезда птенца? У него было сломано крылышко. Ей стало его так жалко, что она пыталась попросить знахарку излечить его, но та прогнала ее и просила не донимать глупыми просьбами. И тогда уже мы втроем пытались вылечить этого птенчика: прикладывали ему травы к крылу, пытались поить настоями, которые Шима выдумывала на ходу. – Тарраки грустно вздохнул. – Как же все мы смеялись от радости, когда птенец наконец взмыл в небо.

– Зачем ты здесь, Тарраки? – Найяту понимал, что брат заговаривает ему зубы.

Немного погодя брат все же начал подводить к причине своего прихода издалека.

– Я помню, что стояла похожая ночь, когда я покинул дом. – Его глаза будто прилипли к ночному небу, усеянному звездами. – Мое сердце разрывалось на части, а ноги дрожали, превратившись в две сухие ветки.

– И все же ты ушел… Бросил мать, отца и меня, – с уже осевшей в душе горечью произнес Найяту.

– Да, ушел. Потому что так было нужно, брат. И я поступил бы так снова.

Позади них зашуршали кусты. Подумав, что рядом пробежал зверек, они, не обратив внимания, продолжили беседу.