Валерий Михайлов - В лабиринте версий

По дороге он решил восстановить свои дневники, которые остались там, в том мире.

Пусть не надолго, но жизнь для него вновь обрела смысл. Все свободное время он тратил на дневник, а когда становилось совсем уже невмоготу от усталости, шел гулять в парк.

Был конец мая. Холод сменила жара. Трубопроводов сидел в открытом кафе, пил чай и думал над очередной страницей текста. Выглядел он (Трубопроводов), мягко говоря, неважно. Всклокоченные волосы, давно уже мечтающие об услуге парикмахера, помятые штаны, небритая рожа, красные глаза…

– Можно присесть за ваш столик? – услышал он знакомый голос.

– Ты?!!! – он уставился на Кобылу, одетую по последней кобыльей моде, – ты не представляешь, как я рад тебя видеть!!!

– Вот, только, избавь меня от этих проявлений инфантильно-пафосной зоофилии, у меня к тебе серьезный разговор.

– Может, пойдём ко мне?

– А чем тебе плохо здесь?

– Нас могут увидеть.

– Ты что, завёл себе другую кобылу и боишься ревности? Так, мы не ревнивы, – в словах Кобылы прозвучала неприкрытая усмешка.

– Ты права, – согласился с ней Трубопроводов.

– Учишься жонглировать словами? – спросила Кобыла, заглянув к нему в тетрадь.

Трубопроводов не ответил.

– Слова, мой друг, – продолжила она, – это ментальное говно или непереваренные остатки понимания. Хуже слов могут быть только цитаты, которые, если следовать этой аналогии, есть не что иное, как ментальная блевота, отрыгнутая в результате несварения загруженной в сознание информации. Поэтому написание слов – это попытка законсервировать свое говно, а это уже было в истории искусств.

– Хочешь сказать, что интеллектуальное общение – это особый акт капрофагии или говноедства, во время которого интеллектуалы пожирают продукт совместных выделений?

– Хорошая мысль. Ты взрослеешь.

– Так случилось, – вернулась к разговору Кобыла, заказав себе коньяк, – что, начав говорить, люди стали рабами собственного языка. И нами управляют те, кто стоит у истока безмерной реки слов и грамматики, те, кто создает, формирует и выращивает язык. Именно они создают вселенную, которая есть не что иное, как совокупность внешних и внутренних коммуникаций носителей языка. Наш мир состоит из слов, и, если в твоем языке нет слова «камень», ты никогда не сможешь узнать, что заставило тебя споткнуться.

Причём, содержание речи, как утверждают специалисты НЛП, играет далеко не первую скрипку в этом концерте. Мне, лично, кажется, что содержание речи вообще существует, чтобы отвлекать носителей языка от того, что действительно имеет смысл, а именно, от СТРУКТУРЫ РЕЧИ. Кстати, именно интерес к структуре отличает работающую магию от одноименной фиготни. А работа с истинным или магическим именем человека – тоже далеко не пустое суеверие. Подобная магическая процедура возможна, только лишь, потому, что человек, практически, полностью отождествляется со своим, пусть, не всегда паспортным, именем.

И это ещё полбеды. Беда заключается в том, что люди стремятся приписать подобную тождественность и другим процессам (Предметы существуют исключительно в структуре речи как имена существительные. Реальность же состоит из глаголов. Так стол – это процесс производства, эксплуатации, старения, утилизации, итд.). Давая чему-то имена, люди наивно полагают, что совершают познание самого процесса, даже не догадываясь о том, что при этом они совершают банальную подмену. Кстати, никто, кроме двуногих, не имеет столь рабской зависимости от имён. Но я пришла не за этим. Я хочу рассказать тебе кое-что о религии.

Несмотря на видимое множество конфессий, сект, «школ», в нашем мире есть только три религии. По поводу первой и самой многочисленной религии в свое время очень верно сказал Маркс: религия – это опиум для народа. Подтверждением его слов служит то, что многие наркоманы или алкоголики, бросив пить или торчать, с той же истовой страстью погружаются в служение богу. Первая религия – это религия рабов. Она служит утешением и учит быть покорным. Верь, не сомневайся, следуй, исполняй… Таковы её основные правила. Любая религия, какой её знают народные массы – это религия рабов. Эта религия сгоняет людей в стада, внедряет в сознание понятие греха, стремления, искупления. Эта религия заносит над человеком зловещий меч нравственности, причём, любой экстаз, будь то нерегламентированная любовь, свободное психоделическое откровение, или же, расширение сознания нехимическим путем, всегда оказывается безнравственным или даже преступным. Эта религия создает послушных рабов, причем, даже «правители», исповедующие её, являются рабами.