Дмитрий Старицкий - Горец. Оружейный барон

Царский дирижабль особо ждать себя не заставил, и мы прекрасно наблюдали в бинокль пузырь цвета медицинской клеенки, когда он пересекал линию фронта над рекой. Больше похожий на аэростат заграждения времен второй мировой войны, чем на цеппелин. Только весь замотанный вантовой сеткой сплетенной из канатов, к которой прицеплена на канатах же небольшая остекленная только в передней части гондола, висящая точно по центру корпуса. В хвосте гондолы вертелся пропеллер большого диаметра. Объем баллона был раза в три меньше нашего корпуса. На баллоне красовалась большая черная надпись архаическим шрифтом «Куявия»

Скорость врага была намного ниже нашей и через полчаса мы его практически настигли. Между нами было не больше километра.

Я взялся за руки крупнокалиберного пулемета.

– Ну, заяц, погоди! – осклабился.

– Погоди сам, Савва, – остановил меня Плотто. – Путь он углубится в нашу территорию, а то даже продырявленный он на остатках подъемной силы утекающего газа обратно за реку уйти может. Желательно его уронить у нас. Чтобы даже сомнений ни у кого не было, что это мы его сбили.

Командор отдал ряд приказов и «Черный дракон» пошел на сближение с царским дирижаблем, оттесняя его от реки в сторону железной дороги.

– Вит, как это тебе удалось его так точно вычислить? – удивился я.

– Никак. Время его полетов добыла зафронтовая разведка Моласа. Они тут по расписанию летают, которое утверждается в их Ставке. У царцев оказывается бюрократия еще похлеще, чем у нас.

А я подумал, что как‑то не особо сталкивался я с проявлениями бюрократии в Ольмюцком королевстве. Или это только мне так везло?

Часа полтора мы преследовали розовый дирижабль царцев, сблизившись где‑то на семьсот метров, если считать по – прямой не доходя пяток километров до наших траншей у Щетинпорта, которые надо думать и были целью разведрейда «Куявии».

– Давай, – разрешил мне командор.

– Далеко, – ответил я. – Метров на пятьсот подойдем.

– не попадете в такую большую цель?

– Попасть‑то попадем, а вот пробьем ли? Вопрос.

Молодой матросик, который помогал мне стрелять в прошлый раз по пароходу, в этом эпизоде изначально играл роль стрелка из ручного пулемета- застрельщика.

Он и начал когда мы сблизились на полкилометра. От гондолы вражеского дирижабля только стекла полетели.

– Дурында, по баллону стреляй, – одернул я его, когда он менял на пулемете диск. – Нам надо не царских летчиков убить, а чтобы дирижабль упал.

– Не проще ли сразу зажигательными влепить, – подал голос из‑за моей спины Плотто.

– Не проще, – ответил я. – Газ в баллонете не загорится. Гореть может только смесь воздуха с газом. Вот он, – кивнул я на матроса, – сейчас навертит мелких дырок, подождем немного, когда внутри оболочки газ из баллонетов смешается с воздухом. И только в путь.

Царский дирижабль разворачивался и нацелился уйти в сторону устья реки.

– Давай, мальчик, три диска подряд. Стакатто.

После каждого отстрелянного диска я щупал рукой кожух охладителя ручного пулемета, но особого нагрева не ощутил. Холодный ветер прекрасно работал теплообменником.

В мощный бинокль заметно как пули колют наросший лед на сетке царского дирижабля. И я забеспокоился, что как бы наша легкая шестимиллиметровая пулька ручного пулемета не оказалась слишком маломощной для такой природной брони.

Вражеский летательный аппарат уходил ниже, прикрывая баллоном гондолу от пуль.

Я в этот раз стрелял из «Гочказа – А» со снятым радиатором. Позиция была идеальной. Вниз и вбок. Как на компьютерной пошаговой стрелялке.

– Температура за бортом минус четырнадцать, – пробасил боцман.

«Да плевать мне какая температура за бортом. У нас в гондоле не выше», – подумал я, нажимая на гашетку.

Всего отстрелял я четыре кассеты, когда баллон царского дирижабля ярко вспыхнул.

– Они что, на водороде летают? – спросил я ошарашено.

– А ты не знал? – ответил мне вопросом на вопрос командор.

– Нет. А на чем тогда у них машина работает?

– Как и у нас на светильном газу. Просто отдельный баллонет для него.

Гондола вражеских летунов оборвалась на тлеющих канатах, а дирижабль растеряв половину сгоревшей оболочки и все баллонеты с газом падал на землю. Не так быстро как, казалось бы, должен был падать. Самолеты грохаются сильнее.