Дмитрий Старицкий: Горец. Оружейный барон

– Савва, давай за борт, – приказал командор.

– А ты?

– Командир покидает военное судно последним, – назидательно ответил он мне, завязывая горловину мешка. – Быстро!

С трудом доковыляв по скошенной палубе до выдранной двери гондолы. Я выглянул наружу. Внизу в метрах четырех матросы растянули брезент как пожарные. Выдранная дюралевая дверь от гондолы валялась в стороне.

– Прыгайте, господин лейтенант, – крикнул мне боцман, увидев мою рожу в дверном проеме. – Не бойтесь. Поймаем в лучшем аккурате.

– Сейчас, – ответил я и, немного подвинувшись по борту, стал отвинчивать «барашки» хомута на «Гочкизе – Р».

– Да брось ты свои пулеметы, – прикрикнул на меня командор. – Прыгай!

– Они секретные, – огрызнулся я. – Опытные образцы.

– Тут все секретное, Савва. Прицел, киноаппарат, штурвалы, система перепропуска клапанов, система управления рулями, наконец… Матросы встанут в охранение. Чужих не пустят.

– Вот я им для охраны пулемет и кину, – убежденно ответил я, сдирая с борта брезентовую сумку с заряженными дисками.

– Быстрее шевели задницей, если жить хочешь, – подталкивал меня Плотто, волоча свой мешок к двери

Я по очереди кинул на брезент пулемет и диски по одному, чтоб не помялись в тесноте сумки. Потом и саму сумку. И вдогонку еще несколько пистолетов Гоча которые висели закрепленные по бортам у двери в деревянных кобурах. Крупнокалиберные машинки трогать не стал – там и возни много, да и тяжелые они слишком.

Матросы все быстро смели с ткани и призывно махали руками, чтобы я прыгал.

Я и прыгнул, но не «солдатиком» как матросы, а оберегая ушибленную ногу, махнул за борт «бомбочкой».

Приняли меня мягко на хорошо натянутый брезент. Как на батут. И тут же скатили в сторону, так как на меня уже сверху летел секретный мешок командора.

А затем и сам командор.

Первым делом Плотто оказавшись на земле, спросил.

– Аварийный запас кто‑нибудь взял?

Ответом ему было молчание.

– Я так и знал, – витиевато выругался командор и добавил. – А теперь все в лес и подальше от дирижабля, тараканы беременные.

Идти по сугробам было трудно. Снежный покров иной раз доставал по пояс.

Но Плотто был непреклонен и остановил экипаж только в метрах за сто от сокрушенного воздушного судна. От возможных обломков дирижабля, если тот надумает взорваться, нас закрывали большие деревья, чем‑то смахивающие на земную акацию только толще стволом и намного выше. И ветки росли у них оригинально – нижние горизонтально земле, а чем ближе к вершине, тем сильнее они задирались в небо.

На одну такую акацию и нанизался нос дирижабля. Выходит нас спасло простое дерево.

Побросав поклажу, все попадали на снег там, где застала их команда на остановку. Тяжело дыша, матерясь. Истосковавшиеся в долгом полете по табаку курящие тут же достали трубки с кисетами и жадно закурили, прокашливаясь.

– Осмотреться в отсеках, – рыкнул боцман.

– Нет команды кормовой гондолы, – был ему ответ боцманмата. – Остальные все тут, включая раненых. Убитого лейтенанта оставили на месте крушения.

Дирижабль носом врезался в кроны деревьев лесополосы, как жук на булавку. Ближе к хвосту его корпус переломился в хребте, и кормовая гондола со сломанными пропеллерами лежала на земле, зарывшись в глубокий снег. Ветер трепал сломанные рули. Соединял обе половинки воздушного корабля пустой бомбовый отсек, с которого содрало обшивку. Она свисала, вяло трепыхаясь на ветру как спущенный флаг пораженной армии.

– Надо на будущее в аварийный запас лыжи брать, – хозяйственно пробасил боцман, который весь наш короткий анабазис шел впереди, утаптывая снег и раздвигая сугробы.

– Молчи уже, – хмыкнул Плотто. – Кто тот, что был запасец, профукал?

– Виноват, господин капитан – командор, – поднялся боцман на ноги.

– Виноватых бьют, – в ответ рявкнул на него командующий воздушными силами восточного фронта, сдирая с лица надоевшую кротовую маску.

Хорошая баня и прекрасный коньяк после нее, о чем можно еще мечтать? Тем более что коньяка было много. Выдержанного. Трофейного (но скорее контрабандного). Республиканского. На всех хватило.

Воздухоплаватели отдаривались офицерам из службы второго квартирмейстера армии «летной халвой» и швицким шоколадом из «подъемного» пайка.

Штабные офицеры парились вместе с нами на правах хозяев, ненавязчиво задавая довольно скользкие вопросы.

Хорошую баню построил на разъезде для своих штабных генерал Аршфорт. Настоящую. С правильной печкой, дающей ровный сухой пар. И среди штабных не оказалась мудака, который всегда находится в общественных банях и «делает пар», плеская шайками воду на печь, отчего только влажность в парной повышается и больше ничего хорошего.