Лиза Генри - Темное пространство

— Угу.

Им вдвоем с капитаном Локом пришлось помочь мне выбраться из капсулы. Когда я наконец стоял на ногах, Док прислонил меня к капитану и проверил на предмет переломов.

— А теперь в душ, — наконец сделал он вывод.

Стена серых мундиров раздвинулась, и тогда я увидел ее. На мгновение я подумал, что каким-то образом развернулся или что с головой у меня еще больше непорядок, чем мне казалось, но она была реальна — черная блестящая штука, похожая на гигантского жука, завалившегося на спину и сжимавшегося лапками пузырь.

— Что это такое? — спросил я ломким голосом.

Док нахмурился:

— Вторая капсула.

Вторая…

Холодная вселенная вокруг меня раскрошилась на кусочки. Я не мог вздохнуть, но это меня не остановило.

Забавно. Когда я впервые увидел капсулу, черную, похожу на насекомое, то испугался до смерти. А сейчас мне не терпелось добежать до нее, встать на цыпочки и вглядеться сквозь молочную жидкость в лежащее там тело. Не терпелось прижать ладони к скользкому пузырю и посмотреть, как он растает.

— Кэм!

Когда я впервые увидел его, у него в ресницах застрял пузырек воздуха. Такой же пузырек был там и сейчас — блестел, как слезинка.

Я положил ладони на пузырь. Кэм поднял свои. Глаза его были закрыты, он все еще находился в каком-то странном месте, выбранном для него капсулой — может, в кружившейся водоворотом вселенной, а может, в воспоминании или на том поросшем жухлыми кустиками поле в Копе, что показал ему я — но от соприкосновения по пальцам пробежал знакомый электроток. Его губы сложились в улыбку раньше, чем оболочка капсулы растворилась, раньше, чем вся жидкость стекла, даже раньше, чем он открыл глаза.

А когда открыл, в отсеке словно рассвело.

— Привет, Брэйди, — просипел он, дрожа потому, что сидел мокрый в прохладной комнате.

Мой резкий лай от удивления вряд ли походил на смешок. Я не знал, что это было. Потянувшись в капсулу, я взял Кэма за руку. Наши скользкие пальцы переплелись.

«Я что, сплю?»

Никакого ответа. Ну и славно. У меня появился шанс перевести вопрос из мысленной речи во что-нибудь звучащее не столь жалко.

— Какого хрена произошло?

Кэм крепче стиснул пальцы и распахнул глаза.

— Он меня послушал. Послушал .

А потом, не обращая внимания на то, что он был голый, липкий от слизи и в целой толпе офицеров, Кэм начал смеяться. Секундой позже я тоже захохотал. Мне было плевать, даже если все офицеры в медотсеке сочтут нас обоих психами.

Заводы и плавильни Копы выплевывали черный дым в ярко-синее небо.

Я поднимался по холму, и спину жарило солнце. Я тысячу раз ходил тут, но сейчас все казалось иным. Словно я чужак здесь. Ноги помнили дорогу, но глаза будто видели все это впервые.

Сапоги облепила красная пыль. Было гораздо жарче, чем мне запомнилось. От пота футболка липла к спине.

А потом мы оказались у моего дома. Стены из фиброволокна, просевшая крыша и крохотный садик, где много лет не росло ничего, кроме сорняков. Потрескавшаяся цементная дорожка была засыпана мусором, и мне вдруг стало стыдно. Какая дыра.

— Это твой дом? — спросил Кэм, положив руку мне на плечо.

Я поборол желание стряхнуть ее. Мне не нужно его… сочувствие? Я не хотел, чтобы Кэм смотрел на меня сверху вниз. Не хотел, чтобы он жалел меня. И не хотел, чтобы половина жителей Копы догадались, что я педик.

Все казалось гораздо проще, когда Кэм был у меня в голове: слушал, понимал и никогда не осуждал.

А еще мне определенно нужно поработать над терминологией, как я и собирался.

— Ага. — Я сел на корточки прямо в пыли, частично — чтобы рассмотреть дом, а частично — чтобы между мной и Кэмом оказалось расстояние побольше. Когда я был здесь в последний раз, у меня была девушка. А это уже показатель.

Черт. Понятия не имею чего.

Хотя тогда у меня еще и отец был.

В фиброволокне наверняка дыры, а в кровле больше ржавчины, чем металла, но это все еще дом. Отец упорно работал, чтобы у нас была крыша над головой. У многих не было и этого.

От стены дома тянулась бельевая веревка, завешанная чужой одеждой. В Копе дома недолго простаивали пустыми.

Я выпрямился.

— Дом Дэниз с другой стороны холма.

Кэм кивнул.

Может, он и был самым известным человеком на планете, но с длинными растрепанными волосами и в гражданской одежде никто ни разу не признал в нем парня с агитплакатов или из телевизора. На меня глазели куда больше. Меня тут знали.