Валерий Большаков - Позывной - «Варяг». Спасти Севастополь!

Сталин докурил и потушил папиросу в пепельнице.

– Товарищ Рычагов, а вас не удивляет… хм… как медиума, что и тогда , и сейчас Черчилль вынашивал одну и ту же операцию – «Немыслимое»?

Жилин пожал плечами.

– Надо полагать, что «жирный бульдог» обдумывал «Немыслимое» с 43-го. Вот только в иной реальности, когда мы победили 9 мая 45-го, Черчилль с Трумэном не отважились на войну с СССР. Драться с Красной Армией из-за какой-то там Польши? Да хоть вся Восточная Европа на кону – это слишком мелко. И опасно. Но теперь-то мы оккупировали всю Германию, полностью, а не одну лишь ее восточную часть. И половина Франции под нами, и вся Италия. Мы слишком изменили баланс сил, обеспечив соцлагерю перевес, а с этим ни в Лондоне, ни в Вашингтоне не смирятся.

Иосиф Виссарионович построжел.

– Следовательно, войне быть.

– Да, товарищ Сталин. Был бы жив Рузвельт, он бы сдержался, поскольку обладал умом. Но у Трумэна просто руки чешутся сбросить на кого-нибудь атомную бомбу. Нас он презирает, считает азиатами, не способными создать ядерное оружие. Гарри забывает, правда, что в Манхэттенском проекте первую скрипку играли немцы – Оппенгеймер, Эйнштейн и прочие. Американцы там были на побегушках.

Вождь усмехнулся, затем нахмурился, но не по причине геополитических неурядиц – он уже выкурил свою норму. Еще одну цигарочку? Только одну, и все…

Вздохнув, Сталин вытащил из коробки «Герцеговины-Флор» папиросу. Последнюю на сегодня.

Неторопливо закурил, затянулся, с удовольствием вбирая ароматный дым. Поглядев на часы, вождь сказал:

– Вячеслав прибудет ровно в одиннадцать, с докладом по Японии. Ви нам можете понадобиться, товарищ Рычагов…

Иосиф Виссарионович подал знак, и свет померк. На экране пошли титры. «Грозовой июнь». Вторая серия.

Прогуляться после «киносеанса» было даже приятно. Весенняя ночь окружала темнотой и зябкой прохладой. Шум московских улиц почти не доносился, заглушенный кремлевскими стенами. Жилин ступал неторопливо, с удовольствием вдыхая свежий воздух – кто не воевал, не поймет всю прелесть пешей прогулки.

Никакой тебе стрельбы и напряга, ни пронзительного «ветерка смерти», пускающего холодок по спине, ни металлического привкуса опасности на губах. И сердце не тарахтит, как сумасшедшее, и ладони не потеют…

Пару лет, и все это пройдет, затянется новыми впечатлениями, а видения памяти обретут смутность. Иван вздохнул.

Он единственный в СССР, кто прошел две войны подряд – ту, долгую и кровавую, длившуюся невыносимые пять лет, и эту, что покороче. Опыта хапнул на двоих…

Сталин шагал рядом, погруженный в свои мысли.

– Помнится, товарищ Рычагов, «дух» сообщал об урановых бомбах, сброшенных американцами…

– Да, товарищ Сталин. На Хиросиму и Нагасаки.

Иосиф Виссарионович кивнул.

– Мы считаем, что Трумэна надо остановить в любом случае, подружимся ли мы с Японией или нет. Это не война, это военное преступление. Вот только дипломатией здесь не обойтись…

– Будем сбивать, товарищ Сталин.

– Разведка работает, мы в курсе того, насколько продвинулись американцы, насколько они готовы к ядерной бомбардировке. Вас, товарищ Рычагов, мы поставим в известность за двадцать четыре часа до начала атаки. Пароль «Черный свет», запомните.

– «Черный свет», – серьезно кивнул Жилин.

Подойдя к подъезду «уголка» – особого сектора в здании Совнаркома – вождь сказал:

– Поднимайтесь, товарищ Рычагов. Мне нужно.

– Да, товарищ Сталин.

Вождь прошествовал на первый этаж, где располагалась его кремлевская квартира, а Жилин миновал пропускной пункт охраны.

– Здравия желаем, товарищ маршал! – вытянулись бдительные стражи.

Иван небрежно козырнул и по широкой каменной лестнице, устланной красной ковровой дорожкой, поднялся на второй этаж.

С лестничной площадки, преодолев большую, совершенно пустую залу, Жилин свернул направо, шагая длинным коридором, упиравшимся в дверь сталинского кабинета, всегда закрытую.

Справа находились еще две двери. Иван открыл первую из них, попадая в «предбанник» – небольшую, продолговатую комнату. Тут размещался секретариат – прямо перед входом, в простенке между окнами, выходившими на Арсенал, сидел за столом генерал Власик, начальник охраны. Слева и справа от него стояли столы помощников Сталина – генерала Поскребышева и полковника Логвинова, всегда ходившего в штатском.

Пожав руку Власику и приветливо кивнув остальным, Жилин сказал: