Роберт Шмидт - Бездна

– В некотором смысле, – согласился профессор, нажимая какую-то клавишу. Из колонок полился громкий шум. – Это, увы, только приемник. А жаль, – добавил он печально.

– Отчего же?

– Прошу вас послушать.

С минуту ничего не происходило, а потом… Потом раздалось несколько громких потрескиваний, и они услышали голос. Искаженный, порой исчезающий, но явственно слышимый. Кто-то говорил, причем – не по-польски.

– Русские? – прошептал Помнящий.

– Русские, – подтвердил профессор, гордо взглянув на приемник.

Новые и новые слова, нервные и обрывистые, плыли в эфир. Большая часть звучала довольно знакомо.

– Что он говорит?

– Передает из Москвы. Вызывает другие города. Ежедневно, в одно и то же время.

Стало ясным, откуда Тесла знал, когда надо включать приемник.

– Невероятно! – Учитель возбужденно заходил туда-обратно. – У них там было метро, очень сложное, если верно помню. Там они, вероятно, и выжили – как мы в каналах. А в нем осталась инфраструктура, оборудование, – он осекся и прислушался. – Что он сейчас сказал?

– Минутку… – профессор поднял палец, дослушал сообщение с той стороны и перевел: – «Вы что же, все там вымерли…» Что-то такое.

– Кто-нибудь когда-нибудь ему ответил?

– Насколько я знаю, нет. А потому он все сильнее нервничает и накручивает себя.

– А вы не можете что-нибудь смастерить, чтобы дать ему о нас знать? – Помнящий указал на окружающие их кучи разбитых компьютеров.

– Если бы я мог – давно бы уже ему ответил, – отрезал Тесла. – Несмотря на то, что он – русский.

– Серьезно?

– Вы о чем?

– Старый порядок рухнул двадцать лет тому, а вы все еще не доверяете россиянам?

Профессор нервно поправил очки.

– Вообще-то вы правы, капитан. Теперь мы, самое большее, вроцлавцы, а они – москвичи. Наших государств уже давно нет, и ничто не указывает, чтобы мы когда-нибудь сумели выстроить их снова. Но… – он задумался на миг. – Я какое-то время назад разговаривал с Господином Яном. Спрашивал, должно ли нам объявить о полученной информации. Его советники посчитали, что – нет. Единогласно. Да и ему, похоже, эта идея не слишком пришлась по нраву.

– Почему? Люди воодушевятся, если узнают, что выжили не только они. Что где-то есть город, в котором все еще сохраняется шанс на возрождение цивилизации.

– Вы так полагаете?

– А вы считаете иначе?

– Увы, – вздохнул ученый. – Мы получаем все более нервные сообщения от единственного человека. Никто ему не отвечает. Вы видите в этом нечто позитивное?

Учитель открыл рот, словно собираясь ответить, но не произнес ни звука. Он не подумал об этом аспекте происходящего. Для людей, скатывающихся все ниже и проигрывающих все новые битвы с природой, информация о том, что где-то есть одинокий радиоаматор, которому не удалось установить контакт ни с одним большим городом, может оказаться последним гвоздем в гроб.

– Будь у нас побольше таких людей, как вы… – отозвался он после долгого молчания.

– Даже сто гениев не придумают способ совладать с новой экосистемой. – Тесла рассмеялся, когда понял, как это прозвучало. – Нет, я вовсе не считаю себя гением. Так, обычный интеллигент. Ученый. До войны я работал в университете. Был доктором наук, даже не в постоянном штате. Профессором меня назвали эти простаки, – кивнул на сводчатую стену, то есть на Място. – Для них обычный магистр – уже кто-то вроде Эйнштейна.

– Я кое-что об этом знаю, – признался Помнящий, оперевшись на один из бронированных шкафов. Русский как раз замолчал, раздавшийся треск дал понять, что он отключил аппаратуру. – В своем анклаве я устроил школу, отчего меня назвали Учителем.

– Мне казалось, что вы – солдат…

– Был им. Четыре года службы в спецвойсках. Потом перешел в частный сектор. Перед Атакой я работал в фирме, мы охраняли политиков и знаменитостей.

– Чудесно. Но откуда тогда эта тяга к учительству, могу я спросить? – Тесла отключил и снова накрыл приемник.

Заботился об оборудовании, словно о собственном ребенке. Ничего странного: это могло оказаться последнее действующее радио к западу от Днепра.

– Смею надеяться, что я не идиот. Заметил, что все вокруг сыплется, и решил делать с этим хоть что-то, совсем как тот москвич, – он специально употребил название, которое минуту назад использовал сам ученый. – Я посвятил этому восемнадцать лет. Через мою школу прошли два поколения обитателей анклава. Я учил читать, писать, считать и сражаться. Тем, кто был поумнее, излагал также основы медицины, истории, географии и химии. Вбивал малышне общие знания, одновременно вкладывая им в головы, что следует делать, чтобы выжить. И знаете, как меня отблагодарили?