Моим воспитанием занимались школа да улица. Рос, как сорняк придорожный. Если бы не периодические росписи моего чресла широким ремнем (все, что осталось от отца), я бы прямиком после восьмого угодил на фабрику. Мать постоянно пугала ею. До сих пор слышу ее сиплый, будто простуженный голос: «Будешь двояки носить, пойдешь валяльщиком шерсть шелудивую в кислоте мочить. К тридцати годам выкашляешь бронхи, а еще через пяток, в лучшем случае, если курить не будешь, за ними полетят и легкие».
Так вот, я поступил в «Плешку», жизнь удалась. Немного расслабился, и судьба меня тут же лягнула. За прогулы и низкую успеваемость пробкой вылетел из вуза на Родину. Вернулся побитой собакой, устроился на лесопилку. Там платили меньше, чем на фабрике, зато бронхи до сих пор при мне.
На распиле пристрастился к картишкам, к спиртному уже в столице успел. Со своей феноменальной памятью я без труда обыгрывал коллег по цеху и даже временами поддавался, чтобы меня не слали лесом. В карманах завелись деньжата, а вместе с ними и понты. Купил старенький, но еще годный 124-й мерс. Катал Ритку в соседнее село в клуб. Скоро перестал ходить на работу и только кочевал на железном коне от лесопилки к бане, оттуда в фабричные подвалы, затем в котельную, иногда на блатхату к Чеху.
За день я объезжал все злачные места, где играли на монету. Уже и думать забыл про Москву, какую-то там «Плешку» – флэшку. Оказалось, и в Полоцком можно жизни радоваться. Вот только мать все ныла и талдычила, надо мне, дескать, из этой дыры выбираться. Я как бы обещал ей, но без серьезных намерений, тянул, придумывал отговорки.
И все же выбрался, вернее, меня выбрали осенним призывом в мотострелки. Где верой, где правдой отслужил положенное и вернулся. Ритка к тому моменту уже полгода как обрубила каналы связи. Узнал от Костяна, что спуталась она с комерсом из Овдеевки. Соха имел несколько торговых точек, заготавливал древесину и браконьерничал. Разъезжал на гелике, ходил в почете.
Я по дурости поехал к нему разборки чинить, еще напился к тому же. Стыдно вспоминать. Меня отлупили как следует, унизили и пинками выгнали взашей. К тому же колеса прокололи. Ехал назад на спущенных – покрышки, диски под замену. По дороге клял судьбу, обещал Сохе вендетту разную, а Ритку умыть горючими слезами. Так мне тогда обидно стало, и, главное, не проходило.
Просыпался и засыпал с мыслью о мщении. Не мог успокоиться, но ничего дельного не придумывалось, пока случайно за игрой в фабричном подвале не узнал от Тимони о некоем Леще, который вернулся из какой-то там зоны с карманами, набитыми бабуленчиками. Как потом выяснил, зоной оказалась вовсе не тюрьма, а территория вокруг жахнутой Чернобыльской АС.
«Там опасно, стреляют, ее охраняют от прохожих, но там хабара на уйму тугра», – шепелявил Лещ, поднося сигаретку к обветренным губам левой рукой, правую до локтя в зоне оставил.
Тогда я понял, для ответочки козырной мне туда надо. Загорелся, даже культя его не остановила. В течение следующей недели назанимал у всего поселка денег, сел на мерина и умчался в закат.
Рассчитывал по-быстрому срубить гроши, вернуться королем, расплатиться со всеми, утереть нос Сохе, а главное, огорчить Ритку. Чтобы жалела мочалка драная и локти кусала потом всю жизнь. Конечно, будет проситься обратно, умолять, но на такой случай в голове уже теснились тексты.
Я мечтал о бентли, о красивой жизни, впрочем, как и большинство, кто попадает в Зону.
Минуло восемнадцать месяцев, а я нищ, сижу на бетонном пятачке без ствола, шмотника, поглядываю вниз и примеряюсь, как бы половчее расшибить голову.
Чинга был моей надеждой. С его опытом и чутьем я рассчитывал неплохо подняться. А оно вон как вышло.
Глава 2. Трефовая отмычка
Я бродил по зоне, время от времени сходился и разбегался с разными сталкерами. Хабар сдавал в баре «Светилище» скупщику Каперу и тут же подсаживался за стол «Трефового шалмана» в надежде приумножить капитал. Местные игроки нечета полоцким тупарям, шаромыжники еще те.
Проигравшись в хлам, костеря себя последними словами, зарекаясь, снова шел в рейд. Но как только в кармане звякала монета, мой взгляд снова устремлялся к столу под большим зеленым абажуром с висюльками. Мне иногда везло, но беда еще в том – не могу вовремя остановиться.
Никогда не думал, что придется идти на дальняк с Коча́ном. Мерзкий тип, скажу вам. С красно-кирпичной рожей, с гнилыми зубами, щербатый, тупой, злой, с мозолями на кулаках.
Читать дальше