Ольга Арзамаcцева - И тринадцать белых карликов

Эос стало грустно, не то чтобы одиноко, но как то не по себе. Может ли наркотик найти общий язык с наркоманом? Пожалуй, у жертвы больше шансов договориться с хищником… Она хотела было извиниться за доставленные неудобства, но что толку – она такая, какая есть. Так что она просто поднялась и, молча, отправилась к себе.

Марго еще не объявилась, что неудивительно, ведь писательница закончила раньше обычного. Бесцельно побродив по каюте, она вдруг решила заняться романом, который обдумывала до несчастного случая…

«Дорога снова пошла вверх, и Аля решила слезть с велосипеда. И как местные здесь катаются? Она проводила взглядом японского дедушку, уверенно въехавшего на гребень холма…

«В упорстве этим людям не откажешь…» – подумала она, когда тот скрылся из виду, начав спуск по противоположному склону.

Нет уж, лучше она поведет своего рогатого железного коня под уздцы! И молодая женщина продолжила свою прогулку пешком. На вершине ее внимание привлекли старые чуть покосившиеся тории. Когда-то сияющая алая краска потускнела и даже кое-где облупилась. Вверх от них шла истертая лестница. Аля остановилась в нерешительности. Интересно, может, оттуда хороший вид открывается? Но может статься, что за старыми деревьями ничего не видно…»

Эос задумчиво окинула взглядом несколько абзацев, висевших в воздухе. Как ей показалось, те выглядели здесь чужими и одинокими.

– Мертвый язык, – с усмешкой пробормотала она себе под нос. – Как глупо… и кто будет это читать?

– Я буду! – живо откликнулся Широ. – Что такое «тории»?

– Ну… – смутилась писательница. С этой ментальной тишиной, она начала забывать, что здесь нельзя остаться совсем одной. – Бревенчатая арка особой формы…

– А зачем она? – не отставал корабль.

Эос улыбнулась – его оживленный голос выводил ее из состояния тупой меланхолии. Захотелось потрепать мальчишку по макушке. И она начала долгий рассказ об устройстве японских храмов. Жаль, что чертов «кокон» не дает ей показать, как это выглядит. Широ наверняка бы понравилась их пестрая обстановка…

Писательница так увлеклась, что за собственным энтузиазмом не сразу заметила увлеченность корабля, а тот уже начал обрисовывать элементы декора.

– Гм… – глубокомысленно произнесла Эос, нос к носу столкнувшись с каменной лисицей, охранявшей вход. – Похоже, капитан своего добился…

Она прислушалась к ощущениям и поняла, что в дверях затаилась целая толпа. Обернувшись, она увидела ряд правильных кукольных физиономий постепенно заливающихся краской.

– Ничего такого… – смущенно буркнул Девятый, на котором остановился ее взгляд. – Мы просто это…

– Что, случайно здесь оказались? – усмехнулась Эос с невольной нежностью, их нежелание создавать сложности выглядело слишком уж мило. – Я так сразу и поняла, как вас увидела, – все десять парней здесь совершенно случайно…

И она потрепала несколько белых макушек.

– Да, мы в порядке… – проворчал генетик. – Лучше с Одиннадцатым поговори – он тебя дольше всех не видел и даже сказать тебе ничего не мог… и капитан… – он запнулся видимо получил мысленный втык от начальства. – Нет – капитану нужно время чтобы отойти от общения с твоим монстриком, так что Одиннадцатый первый в очереди…

– Ребята, давайте так, – улыбнулась писательница. – Вы все, кто случайно здесь оказался, войдете и будете моими гостями, раз уж пришли. А Одиннадцатый уже взрослый и теперь-то определенно и сам может за себя говорить…

Вопреки ожиданиям, команда не заставила просить себя дважды и рассеялась по каюте, рассматривая картинки, разукрашивая стены, развалившись на кровати… в общем, найдя себе занятие по душе. Так что в дверях остался стоять только глазастик.

«На самом деле, когда речь заходит обо мне, я тоже становлюсь не очень решительным…» – с заметной робостью сообщил он.

– И на что же вы не можете решиться? – уточнила Эос, опускаясь на корточки, чтобы не смотреть на него сверху вниз.

«Не надо на вы», – поморщился тот. – От этого грустно. И обещай, что не будешь сердиться…»

– Я что, часто сержусь?

«Не знаю – мы редко видимся, – он подошел ближе и коснулся лбом ее лба. – И потом, ты просила не флиртовать, а я не знаю, что конкретно ты под этим понимаешь…»

Писательница чувствовала, как он осторожно перебирает ее воспоминания, трепетно рассматривая те образы, что не казались ему слишком личными. Из его ощущений было ясно, что глазастика раньше никто не воспринимал как собеседника – в лучшем случае как специалиста, от которого требуется вердикт, но гораздо чаще как сложный малопонятный прибор.