Дмитрий Павлов - Корсары Тарновского

– Не отдам! – мальчик с такой силой вцепился в руль, что костяшки его пальцев побелели.

Игнат опешил, впервые столкнувшись с неприкрытым бунтом, но быстро сообразил, на чьей стороне сила.

– Ну-ка, взяли его! – скомандовал он, а сам что есть силы толкнул мальчика в грудь.

Глеб выхватил нож, подарок отца, выточенный из негодного напильника. Мальчик полоснул обидчика по руке и отскочил, поражённый содеянным.

– А-а-а! – завопил Игнат дурным голосом и бросился через кусты к трёхэтажному особняку Цеповых, стоящему на склоне сопки выше всех остальных строений в посёлке. Перепуганные прихлебатели помчались следом.

Глеб побежал домой, держа дребезжащий велосипед рядом, забыв о том, что быстрее ехать на нём. К удивлению мальчика, дома его даже не отругали. Выслушав сына и коротко переговорив наедине, родители начали собираться. Мать отбирала продукты и вещи в дорогу. Отец, выведя из конюшни мерина, стал запрягать его в телегу. Ружья охотника хранились в полицейском участке – Вадиму Цепову всюду мерещились мятежи, и он держал своих подданных безоружными. Но на крайний случай у Тарновского-старшего имелся тайник под полом избы, в котором хранились карабин и патроны. Такой случай настал, отец вскрыл тайник. Старый, тронутый ржавчиной карабин охотник положил на телегу и прикрыл мешковиной, снаряжённые обоймы рассовал по карманам. Менее чем через час после столкновения у конторы семья Тарновских покинула посёлок. Злополучный велосипед остался стоять у забора во дворе дома.

Охотник уводил свою семью из посёлка не по разбитому шоссе, которым из Рудного вывозили цинк, а по старой, полузаросшей грунтовой дороге, ведущей через сопки к морю. Раньше по ней приезжали купцы из посёлков на побережье. Длилось это до тех пор, пока Цепов не запретил визиты слишком независимых коммерсантов, и вся торговля в посёлке пошла через принадлежащий олигарху магазин. Заброшенная грунтовка постепенно зарастала, но всё ещё оставалась проезжей.

Колеи едва виднелись в траве, по сторонам от дороги поднялись молодые сосенки и берёзки. Мать с её больными ногами ехала на телеге среди узлов с вещами, отец вёл лошадь под уздцы, Глеб с сестрой шагали рядом. С тех пор как Тарновские покинули Рудный, никто не проронил ни слова. Телега поднялась на седловину между двух сопок, и оттуда Глеб в разрыве между кедрами в последний раз увидел родной посёлок: стройный ряд довоенных пятиэтажек и заводских корпусов в окружении разбросанных как попало изб.

Семью охотника догнали под вечер, у брода через горную речку. Сквозь шум переката беглецы услышали стук копыт по камням, на опушке один за другим показались четверо всадников. Отец подошёл к телеге и откинул мешковину с заряженного карабина. Он не собирался возвращаться в посёлок, но всё ещё надеялся решить дело миром. Люди Цепова начали стрелять, едва увидев телегу. Первым упал в траву отец, мать откинулась на узлы с простреленной грудью. Испуганный выстрелами мерин дёрнул телегу и заклинил её колесом между камнями. Сестра с криком бросилась через речку, к спасительным зарослям кедрача на другом берегу. Девушка спотыкалась на скользких камнях и нелепо размахивала руками. Выстрел в спину опрокинул её в бурлящую воду.

Глеб нырнул в заросли лимонника и побежал. Он слышал выстрелы, пули несколько раз сбивали ветки совсем рядом. Преследователи помчались следом, но лошади не могли пройти сквозь крепь, а преследовать мальчишку пешком головорезы не стали. Остаток дня Глеб просидел в яме под выворотнем огромного тополя, кутаясь в ветровку от комаров и вздрагивая от любого шороха. Уже в сумерках, когда туман сгустился в низинах между сопок, мальчик, набравшись храбрости, вернулся к злосчастной переправе. Телега всё так же стояла, уткнувшись колесом в камень, но мерина рядом не было – его увели люди Цепова. Сквозь туман мальчик разглядел у места побоища огромного медведя. Хищник настороженно замер, подслеповато вглядываясь в темноту и принюхиваясь, но ничего не учуял и стал есть. Глеб едва не закричал, догадавшись, что пожирает медведь, помогая себе когтями.

Неделю спустя голодный и оборванный Тарновский вывалился из кустов к рыбацкому табору в устье Бешенки. Искусанного гнусом и дрожащего от холода мальчишку накрыли бушлатом, посадили к костру и сунули в руки миску с ухой, в которой плавал большой кусок горбуши. Когда в миске показалось дно, у Глеба наконец-то спросили: «Ты кто?»

Тарновского приняли в рыбацкую артель зуйком, то есть мальчиком на побегушках. Он делал всё – от стряпни, до починки сетей. Встав раньше всех, в холодных предутренних сумерках Глеб с двумя такими же мальчишками, сыновьями рыбаков, шёл с вёдрами к речке, разжигал костёр, подвешивал над огнём казаны с кашей и водой для чая. Из-под навесов выбирались заспанные мужики, почёсываясь и покашливая, шли по нужде, умывались и садились к костру завтракать. День начинался. Глеб оставался в таборе на хозяйстве, перемывать посуду и следить за коптильней, либо вместе со всеми шёл к лодкам, ставить сети на горбушу. Вокруг вздымались сопки немыслимой красоты, шумела река, рыба играла на перекатах, стремясь по течению вверх, к заветным нерестилищам. Но тяжкий однообразный труд в ледяной воде убивал любую романтику.