– Страшно, наверно, вот так умирать, – шептал он и, схватив нож, метал его в змею.
Лезвие пробивало голову, впечатывая несчастную в песок, заставляя затихнуть, разве что кончик хвоста дернулся, но вместе с ним все внутри Виту тоже застыло. Добить змею было милосердно, но для Виту, кажется, куда милосердней просто умереть, а не спасаться от укуса. Если бы она его парализовала, а потом бы его рвали хищники, это было бы не так страшно, как осознание, что он может прожить еще много лет, а вот Кастер – нет.
– Вот же черт, – сказал он, а потом отхлебнул воды, хотя даже почувствовать, как пересохли его губы, не мог.
Он хотел умереть. Он это понимал, а сам словно разделялся на две половины: одна вон там на песке корчилась от боли, а потом затихла, свернувшись в комочек, только всхлипывала, а вторая холодно смотрела на это и говорила, что все это бессмысленно.
– Разогнаться и на полном ходу в скалы…
Он слышал свой голос – хриплый, сорванный, похожий на скрежет, ставший совсем не похожим на него самого, и понимал, что это не разумно, просто не рационально. Кто вообще так умирает? Зачем? Смерть для слабаков!
– Я и есть слабак…
Сам говорил и тут же хохотал, выбирался из машины и поднимал из песка нож.
– Слабаки пусть умирают, – говорил он жестко, хотел вытереть нож о шорты и понимал, что он вымазан разве что в песок, и никакой змеи не было. Сначала он нахмурился, осматривая пустыню, а потом усмехнулся. – Да, слабаки умирают, а я остаюсь…
Боль словно отступала, проваливалась куда-то в глубину груди, отдавая холодом, а разум прояснялся. Он снова садился за руль, заводил машину, разворачивался и снова останавливался.
Он вдруг четко осознавал, что Кастер может быть еще жив, может вот так вот мучаться в агонии, а там в лагере даже обезболить его нечем.
– Твою ж мать, – выдыхал он, понимая, что бросил его, как полный придурок.
Он уже не мог вспомнить, как плохо ему было. Просто разум знал, что где-то там есть человек, которого он любит. Он не мог сейчас почувствовать эту самую любовь, он точно знал, что она была, что она есть и никогда никуда не исчезнет. Они мало говорили серьезно, чаще валяли дурака, но Виту любил Кастера, как никого и никогда.
Он смотрел на руль и просто думал, что будет дальше.
Ему бы, конечно, хотелось вернуться и узнать, что все закончилось, что он не мучался, а тихо умер, так и не узнав, что с ним случилось, но он хорошо знал Кастера – такие упрямые придурки не умирают быстро, такие цепляются за жизнь точно так же, как он сам это делает, наплевав на отсутствие шансов.
– Блять, – выдыхал он хрипло и бился головой о руль, а потом вскидывал голову, завязывал на макушке волосы и снова разворачивал машину.
Ему нужны были кактусы, а искать их по всей пустыне он не собирался, поэтому сразу мчался туда, где они есть наверняка – в кактусовый угол. На то, что это территория Волков, ему было насрать. В нем было столько холодного расчетливого гнева, что он просто знал, что убьет любого на пути к цели, застрелит, а если нет – прирежет, а если не выйдет – загрызет.
Не думая об осторожности, время от времени делая глоток воды, когда глотка становилась острой для себя самой, как наждачка, или это ему так казалось. Он доехал до скал, в подобии угла из песка торчали кактусы – несколько десятков, похожих на зеленых человечков, из-за которых Виту даже улыбался и давил на газ.
Снова возвращалось желание врезаться в скалы, снося эти кактусы, как кегли в боулинге. Страйком была бы смерть, но разум был сильнее любых истерик. Он останавливал машину.
– Ну да, – соглашался Виту, точно зная, что это не разумно, не правильно и дальше по списку.
Он снова выходил из машины и шарил по карманам, пытаясь найти хоть что-то. При себе в нагрудном кармане у него была только старая крохотная металлическая коробка не больше пачки сигарет, еще и очень тонкая. Он в нее складывал очень мелкие детали, которые оставались от разных приборов: крохотные гайки, шурупы с фалангу пальца и многое другое, буквально созданное для мелкой работы. Это было его сокровище, а теперь он просто выкидывал все это в карман шорт, понимая, что может потерять половину, и наплевав на это. Сейчас это было не важно.
– Не больно, – говорил он, подходя к ближнему кактусу и поддевая острием ножа первую попавшуюся колючку. Она вылущивалась, как семечка, и только тонкое подобие сосуда рвалось, отделяя ее от ствола. – Тебе не больно и ему будет не больно, – говорил Виту, складывая первую колючку в коробку, и тут же отрывал другую, третью, забивал ими всю коробку и возвращался назад – туда, где на песке он бросил человека, без которого не мог дышать.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу