Александр Верт - Молчание. На грани шепота

Принц Гэримонд родился проклятым. Он маг-аграаф и никто по-настоящему не знает, что это значит. Никто не даст ему ответов, и даже хранитель его силы создан лишь для того, чтобы запутать его еще больше. Двадцать лет он просидел взаперти в своей башне, потому что магия его была нестабильна, и вот, наконец, появился при дворе, как наследник, и это вопрос не политики, а судьбы всего мира.

Важно: любовная линия есть, но она на втором плане.

У семи пороков есть семь печалей, каждая из которых открывает дверь своему пороку, но стоит ли входить в эту дверь мы решаем сами.

Маленький холодный пух несмело кружится над землей. Люди называют его снегом, а он не знал, как его лучше называть. Стоя у окна, он улыбался метели.

Красные ирисы, подобно крови, горели на белом снегу. Он заставил их зацвести зимой. Какая глупость…

Он улыбался, глядя на эти алые лепестки, ощущая что-то новое в самом сердце, что-то неизвестное, необузданное, но манящее.

Он был далек от обычной жизни. Ему были чужды переживания и страдания обычных людей. Он лишь наблюдал, вращая перстень с зеленым камнем на большом пальце правой руки, и молчал.

Он не думал о будущем. У него не было прошлого и даже настоящее проходило где-то без него, но он сам решил так, а теперь, кусая бледные губы до крови, смотрел на алые лепестки ириса, покрытые снегом, и уже не знал, что верно, а что – нелепые предрассудки…

Ювэй Тэрвис был самым обычным рыцарем, просто сегодня все пошло не так и он почему-то оказался в кабинете самого короля. Его сюда вызвали, велели сесть и немного подождать. Это было слишком странно и неловко настолько, что Ювэй не решался поднять головы и осмотреться. Сидел в кресле напротив, словно был достоин королевской беседы, и смотрел на свои руки, не веря, что происходящее реально.

− Завтра наследник станет совершеннолетним, − сообщил наконец король Эверен, отложив бумаги. Тон у него был такой, будто это лично касается Ювэя и обсуждать с ним подобные вопросы король просто обязан. Это пугало еще больше.

Ювэй конечно задумался, почему это двадцатилетний принц вдруг должен был считаться совершеннолетним там, где любой мальчишка с пятнадцати лет считается мужчиной, но вопросов задавать не решался, только поднял на короля растерянный взгляд.

Сидеть в легких тренировочных доспехах со шлемом в руках и слушать о делах королевской семьи было явно ненормально для простого рыцаря. Король это тоже понимал и снисходительно принимал смятение сидящего перед ним. Мягко улыбнувшись, он пояснил:

− Гэримонд – маг, а если быть точнее аграаф. Его сила так велика, что он никогда не был стабилен, а завтра, в день своего двадцатилетия, появится на балу. Его вынужденное заточение завершится. Ты ведь наверняка знаешь, что говорят о моем сыне?

Ювэй молчал, надеясь, что вопрос не требует ответа. Пересказывать сплетни совершенно не хотелось. Мало кто верит, что принц вообще существует. Таинственный принц Гэримонд давно стал местной легендой, словно призрак из темной башни. За двадцать лет его ни разу не видели даже слуги. Никто не приближался к его черной башне, стоявшей в глубине сада, и даже пояснить не могли почему, но замечали, что даже птицы облетают ее стороной.

Башня казалась заброшенной, проклятой и пустой, и только огонь за окном иногда напоминал, что в ней кто-то живет. Но был ли живущий там человеком? Быть может, это призрак бродил в старой башне или древнее чудовище? Говорили, что король просто спрятал уродливого сына, чтобы скрыть его от глаз, что прокляли эльфы принцессу, ставшую его женой, и потому первенец уродился настоящим чудовищем. Говорили, что он страшный маг, истинный аграаф − черноглазый, всесильный и бездушный, как все аграафы. Впрочем, кто в этом мире знал о них правду? Ювэй не знал и никогда не видел, только слышал, что нет никого страшнее истинного аграафа.

− Он своеобразный, − продолжал король, явно не нуждаясь в ответах, − но то, что о нем говорят, неверно.

Ювэй неловко улыбнулся, не понимая, как реагировать на этот вкрадчивый тон и слова о том, что его явно не касается. При дворе знать подобное было даже опасно, можно было и головой расплатиться.

Король Эверен все это тоже понимал и тяжело вздыхал от собственной неловкости и неуверенности, словно он какой-то камердинер, а не правитель.