Анджей Сапковский - Башня Ласточки

Сестры Скарра сидели за избиение офицера, по делу же провиант-мастера Петюха велось следствие, связанное с большой, громкой и захватывающей все более широкие круги аферой – кражей армейских луков.

– Да, держи жопу шире, Веда, – повторила старшая Скарра. – В хорошее дерьмо ты вляпалась, думаю. А вернее – тебя вляпали. И как же ты, ядрена вошь, сразу-то не сообразила, что это политическая игра!

– Ха-а! – только и ответила Веда.

Скарра взглянула на нее, не очень понимая, как следует разуметь односложное замечание. Веда отвела глаза.

«Не стану же я рассказывать вам то, о чем промолчала перед судьями, – подумала она. – То есть что знала, в какое дерьмо вляпалась. И то, когда и каким образом об этом узнала».

– Хорошенького ты себе пивка наварила, – мудро отметила младшая Скарра, менее сообразительная, которая – Веда была в этом убеждена – вообще не понимала, о чем идет речь.

– Ну а как все-таки было с цинтрийской княжной-то? – не отступала старшая Скарра. – Ведь ее вы в конце концов сцапали, а?

– Сцапали. Если так можно выразиться. У нас сегодня которое?

– Двадцать второе сентября. Завтра Эквинокций.

– Ну да! Вот удивительное совпадение. Стало быть, завтра тем событиям будет точно год… Уже год!..

Веда растянулась на нарах, подложив сплетенные пальцы рук под голову. Сестры молчали, надеясь, что это было вступление к рассказу.

«Ничего не получится, сестренки, – подумала Веда, глядя на выцарапанные на досках верхних нар грязные картинки и еще более грязные надписи. – Не будет никаких рассказов. Даже не в том дело, что от вонючего Петюха несет обосравшейся подсадной уткой или каким другим коронным свидетелем. Я попросту не хочу об этом вспоминать. О том, что было год назад, после того как Бонарт ушел от нас в Клармоне.

Мы прибыли туда с опозданием в два дня, – все-таки принялась она вспоминать. – Следы уже успели остыть. Куда охотник поехал, никто не знал. Никто, кроме купца Хувенагеля, конечно. Но купец Хувенагель со Скелленом разговаривать не пожелал и даже под крышу к себе не пустил. Передал через слуг, что у него-де нет времени и аудиенции он не даст. Филин раздувался и тощал, но сделать ничего не мог. Ведь мы были в Эббинге, а там у него никаких прав не было. А по-другому, нашими методами, за Хувенагеля браться было невозможно, потому что у него там, в Клармоне, личное войско, а ведь войну начинать было нельзя.

Ну, Бореас Мун вынюхивал, Дакре Силифант и Оль Харшейм занимались подкупами, Тиль Эхрад – эльфьей магией, а я учуивала и слушала мысли, но это мало что дало. Вроде бы узнали мы, что Бонарт выехал из города южными воротами. А прежде чем выехать…

Был в Клармоне храмик, маленький такой, лиственничный… Рядом с южными воротами, у торговой площадки. Перед отъездом из Клармона Бонарт истязал Фальку арапником. На глазах у всех, в том числе и у жрецов, на той площадке у храмика… Выкрикивал, что покажет ей, кто тут ее господин и повелитель. Что сейчас он ее батогом поучит, как хочет, а то и насмерть заучит, потому как никто за нее не встанет, никто не заступится – ни люди, ни боги».

Младшая Скарра выглядывала в оконце, уцепившись за решетку. Старшая выедала кашу из миски. Петюх взял табурет, лег и укрылся одеялом.

Из кордегардии доносился звон, перекликались стражи на стенах.

Веда повернулась лицом к стене.

«Спустя несколько дней мы встретились, – подумала она. – Я и Бонарт. Лицом к лицу. Я смотрела в его нечеловечески рыбьи глаза, думая только об одном – как он ту девушку избивал. И в мысли ему заглянула… На мгновение. И было это так, словно сунула голову в разрытую могилу…

Было это в Эквинокций.

А днем раньше, двадцать второго сентября, я сообразила, что промеж нас втерся невидимка».

Стефан Скеллен, имперский коронер, выслушал не перебивая. Но Веда видела, как у него изменяется лицо.

– Повтори, Сельборн, – процедил он. – Повтори, ибо я ушам своим не верю.

– Осторожнее, господин коронер, – проворчала она. – Прикидывайтесь злым… Так, словно бы я к вам с просьбой, а вы не разрешаете… Для видимости, значит. Я не ошибаюсь, я уверена. Уже два дня, как ошивается при нас какой-то невидимка. Невидимый шпион.

Филин – у него этого не отнимешь – был умен, улавливал влет.

– Нет, Сельборн, не разрешаю! – сказал он громко, не сдержав актерского пафоса и в тоне, и в мимике. – Дисциплина обязательна для всех. Никаких исключений. Я согласия не даю!

– Но хотя бы соблаговолите выслушать, господин коронер. – У Веды не было таланта Филина, она не смогла скрыть неестественности в голосе, но в разыгрываемой сценке натянутость и обеспокоенность просительницы были оправданны. – Соблаговолите хотя бы выслушать…