Анджей Сапковский - Башня Ласточки

От «Алкионы» не осталось и следа.

– Даже следа не осталось, ярл. Так, обломки такелажа, какие-то обрывки… Больше ничего.

Аса Тъязи умолк, глядя на солнце, исчезающее за лесистыми вершинами Спикерооги. Крах ан Крайт, задумавшись, не торопил его.

– Неизвестно, – заговорил наконец Аса Тъязи, – сколько успели выскочить, прежде чем «Алкиону» втянуло в эту чертову тучу. Однако ж, сколь бы ни выскочили, ни один не выжил. А нам, хотя ж мы ни времени не щадили, ни сил, удалось выловить всего два трупа. Два тела, водой несомые. Всего два.

– Чародейки, – изменившимся голосом спросил ярл, – не было среди них?

– Нет.

Крах ан Крайт долго молчал. Солнце уже совсем ушло за Спикероогу.

– Пропал старый Гутлаф, сын Свена, – снова заговорил Аса Тъязи. – До последней косточки его уже обглодали, видать, крабы на дне Седны. – Пропала с концом и магичка… Ярл, люди начинают болтать… Что все это ейная вина. И ейная кара за преступления…

– Дурная болтовня!

– Сгинула, – буркнул Аса, – на Бездне Седны. В том же самом месте, где тогда Паветта и Дани… Вот, понимаешь, совпадение-то какое…

– Это не была случайность, нет, – убежденно сказал Крах ан Крайт. – Ни тогда, ни теперь это наверняка не была случайность.

Грохот открываемых, а затем замыкаемых дверей камеры разбудил младшую из сестер Скарра. Старшая сидела за столом и методично выскребала кашу, присохшую ко дну оловянной миски.

– Ну, что там было, в суде-то, Веда?

Жоанна Сельборн по прозвищу Веда молча уселась на нары, уперев локти в колени и положив голову на руки.

Младшая Скарра зевнула, отрыгнула и громко пустила ветры. Пристроившийся на противоположных нарах Петюх что-то невнятно буркнул и отвернулся. Он был обижен на Веду, на сестер и на весь белый свет.

В обычных тюрьмах по установившейся традиции арестантов разделяли по полу. В армейских же крепостях было иначе. Уже император Фергус вар Эмрейс, вводя специальным декретом равноправие женщин в имперской армии, постановил, что уж ежели эмансипация, так до конца, равноправие должно быть полным и абсолютным, без всяких исключений или поблажек для какого-либо из полов. С того времени в крепостях и цитаделях Империи арестанты сидели вместе.

– Ну, так как? – повторила старшая Скарра. – Выпускают тебя?

– Жди! – горько отозвалась Веда, по-прежнему не поднимая головы от рук. – Считай, повезет, если не повесят. Холера! Выдавала всю правду, ничего не скрывала, то есть почти ничего. А эти сукины дети, когда принялись меня допрашивать, так для начала идиоткой перед всеми выставили, потом оказалось, что я личность, не заслуживающая доверия, и преступный элемент, а под конец вышло мне соучастие в заговоре, ставящем целью низвержение.

– Вниз, стало быть, свержение, – покачала головой старшая Скарра, словно понимала, о чем речь. – Ага, ну ежели вниз… то держи жопу шире, Веда.

– Будто я не знаю.

Младшая Скарра потянулась, снова зевнула широко и громко, словно леопардиха соскочила с верхних нар, энергичным пинком отшвырнула мешающий ей табурет Петюха, плюнула рядом с табуретом. Петюх заворчал, но ни на что большее не осмелился.

Петюх был на Веду смертельно обижен. А сестер вдобавок и боялся.

Когда три дня назад ему в камеру подкинули Веду, то очень скоро оказалось, что Петюх если в принципе и допускает эмансипацию и равноправие женщин, то имеет на сей счет свое собственное мнение. Посреди ночи он накинул Веде одеяло на верхнюю половину тела и намеревался воспользоваться нижней, что, возможно, ему бы и удалось, если б не то, что Петюх взвыл оборотнем и заплясал по камере, словно укушенный тарантулом. Веда же из чистой мстительности телепатически принудила его опуститься на четвереньки и ритмично колотиться головой в обитые железом двери камеры. Когда потревоженные страшным грохотом стражники отворили дверь, Петюх ткнулся макушкой в одного из них, за что немедля получил пять ударов окованной железом палкой и столько же пинков. В итоге в ту ночь Петюх не испытал того блаженства, на которое рассчитывал. И обиделся на Веду. О реванше он даже не помышлял, так как наутро в камеру попали сестры Скарра, таким образом прекрасный пол оказался в большинстве, и к тому же вскоре выяснилось, что точка зрения сестер Скарра на равноправие почти совпадает с Петюховой, только с точностью до наоборот, если говорить о предначертанных полам ролях. Младшая Скарра хищно поглядывала на мужчину и изрекала недвусмысленные замечания, а старшая хохотала, потирая руки. Эффект был таков, что Петюх спал с табуреткой в руках, которой в случае чего намеревался защищать свою честь и достоинство. Однако шансы и перспективы у него были ничтожны – обе Скарры служили в линейных частях и были ветераншами многих сражений, так что табуретки б не испугались, когда хотели насиловать – насиловали, даже если мужчина был вооружен бердышом. Однако Веда была уверена, что сестры просто шутят. Ну, почти уверена. Скажем так.