Мария Стрелова - Нас больше нет

Женя смотрел на женщину со странной смесью отвращения и восторга во взгляде.

– Ты – сумасшедшая, – наконец, выговорил он. – Такая же сумасшедшая фанатичка, как полковник и Доктор Менгеле. Одним махом убила почти двести человек! Такого размаха даже у Рябушева не было! И опять огонь…

На мгновение он забыл о боли, потрясенный, переполненный противоречивыми чувствами.

– Огонь очищает. А серийные маньяки не меняют почерка. А кто я, как не убийца? Ты считаешь меня отбросом общества, – невесело вздохнула Марина, накидывая ему на плечи свою куртку. Она стояла на ветру в одной рубашке, хрупкая, маленькая, но очень сильная женщина.

– Нет. Я считаю, что ты пережила слишком много ударов судьбы. Ты мне дорога, Марина. И я счастлив, что судьба свела нас с тобой, – устало ответил юноша, изучая каждую ее черту в лучах рассветного солнца, будто пытаясь вобрать в себя и сохранить в душе ее образ. – Ты ведь убьешь меня, верно? Окажи и мне милосердие, слишком больно терпеть дальше.

Алексеева внимательно посмотрела на него, тряхнула короткими волосами.

– Ты теперь тоже не боишься смерти, дружочек. Она – милостивая и добрая, за чертой не будет больно и плохо. Смотри! – она указала рукой в сторону кладбища, где чернели запорошенные снегом могилы. – Сколько людей умерло за многие годы до Катастрофы, сколько миллионов погибло в один-единственный страшный день из-за глупости тех, кто был у власти. Взгляни, видишь две колонны и развалины церкви? Это памятник погибшим во всех войнах, мемориальное кладбище для военных. Они всегда были в почете – те, кто умеет убивать себе подобных. Человек – странное создание. Он так боится умереть сам, но с такой охотой лишает жизни тех, кто оказался слабее. Вся наша история – это череда войн. Конец света уже настал. Те, кто прячется под землей, лишь тянут время. Не будем повторять их ошибок. У тебя есть предсмертное желание?

Женя смотрел на нее спокойно, без ненависти. Сломленная, несчастная, как и он сам. Но живая, наконец-то с ее лица исчезла восковая маска, позволив ему увидеть все те чувства, что женщина прятала даже от самой себя. Юноша хотел подняться, но не смог.

– Обними меня.

Алексеева прижала парня к себе, а он уткнулся лицом в ее плечо. От ее куртки тонко пахло кожей и еще чем-то странным, неизвестным ему. Умирать было страшно. Но это уже не имело никакого значения.

– А ведь нет никакой справедливости, правда? – прошептал он, почти касаясь губами ее волос. – Хорошие и плохие, все одинаково погибли в огне.

– Так и есть. Нет никакой справедливости, – повторила Марина. – Ты никогда не делал ничего плохого, а пережил такие ужасы, что злейшему врагу не пожелаешь. И кармы никакой нет. И перерождения. Есть смерть, которая забирает всех. А после нее – ничего.

Женщина гладила его по волосам, а юноша слушал, как гулко колотится ее сердце.

– Я не считаю тебя палачом. И мне жаль, что именно ты должна это сделать. Стреляй, – тихо попросил он, отстраняя ее от себя. Она смотрела с отчаяньем, в серых глазах стояли слезы.

– Прости. Я всегда желала тебе добра, дружочек.

Марина подняла пистолет. У нее тряслись руки, то ли от холода, то ли от волнения.

Женя достал из кармана сложенный в несколько раз листок, улыбнулся и ясным взглядом посмотрел в глаза женщине.

– Забери это, когда я умру. Надеюсь, мы еще встретимся в лучшем мире, я верю в то, что после смерти есть новая жизнь. Бона менте, Марина. И прощай.

Он закрыл глаза, спокойный, даже радостный. Выстрел разорвал предрассветную тишину. Юноша упал навзничь, обагряя кровью снег, и на его лице впервые за долгие месяцы появилось умиротворение и покой.

Женщина осторожно забрала из его пальцев бумагу, развернула ее. С листа на нее смотрели Женя и она сама, оба улыбались. Талантливый рисунок простым карандашом. Поверх него было написано аккуратным почерком: «Нас больше нет».

Алексеева всхлипнула, по-детски жалко и обреченно. По ее щеке покатилась слеза, упала на лист, потом еще и еще одна.

Бояться стоит ложных надежд. Верить в чудо означает горько разочаровываться, падать, разбивая лоб о собственные иллюзии, подниматься и бежать по замкнутому кругу. И тем больнее, чем сильнее была вера.

С добрыми намерениями. Бона менте. Их больше нет. Ничего не осталось. Все кончено и все в прошлом.

Наконец-то я свободна!

Марина приставила пистолет к виску и выстрелила.

Ветер гнал по улице промокший листок, на котором были нарисованы двое. На город спускался вечер, окутывая сонным холодным маревом черные остовы домов.