Олег Дивов - День коронации [антология]

Но все-таки заснул.

…Врач говорил ему: надо отлежаться. Врач говорил ему: «Вы не выдержите всего ритуала… Потребуется час, не меньше, а вы едва на ногах…» Еще врач говорил: «Отложить хотя бы на сутки! Иначе я не ручаюсь!»

Кедров ему ответил:

– Вколите мне то, что продержит меня на ногах два часа. А потом разберемся.

– Но…

– Сначала дело надо доделать.

Женечка с ревом обнимала его. Патриарх осенял крестным знамением. Суворов отводил взгляд. Начальник охраны с трепетом в очах докладывал: «Ликвидировали… Изолировали… Наладили… Вскрыли… Успели…» По его словам выходило, что всю кашу заварили один очень умный айтишник и один очень искусный боевик, а пока до них добирались, восемь человек легло. Айтишник все еще жив, но неясно, сколько продержится в сознании. Если Николай Васильевич желает прямо сейчас задать вопросы…

Николай Васильевич не желал. Что ему скажет умирающая пешка?

Долго вскрывали. Должны были не успеть. Восемь человек для одного боевика – многовато. За него, Кедрова, похоже, боролись всерьез: жить ему или нет… И сейчас его интересовал только один вопрос:

– Кто остался в живых из дежурных офицеров охраны?

– Борисов… Иванов…

– Это Иванов был у них за старшего в группе?

– Так точно.

– В каком состоянии?

– Есть обморожения, но жить будет. Силен! Медики говорят, месячишко – и опять в строй.

«Месячишко, и он сядет на твое место. А ты… почетная отставка с орденом в зубы. Бога благодари, что будет так, а не иначе. И – с завтрашнего дня в отпуске: принудительный пляж с лишением допуска… ко всему».

…Наконец Кедрова подвели ко входу в храм. Перед ним внесли на подушках из пурпурного бархата с золотыми кистями скипетр, изготовленный год назад в Москве, державу, изготовленную полгода назад в Петербурге, бармы, совсем недавно созданные в Костроме, и ту самую шапку Мономаха, в тяжелых боях ненадолго отнятую у музейщиков.

За порогом храма Кедрова ждал патриарх, священники, хор, немногие журналисты и совсем немногие почетные гости.

«Нет, прекрасный благородный юноша править Россией пока не будет. Однако, очень возможно, если еще что-нибудь не взорвется, не обрушится и не распадется на куски, Россией будет править слегка оплывший, но все еще кряжистый мужик, до смерти уставший от работы. Конь рабочий будет править. Вот имиджмейкеры сколько раз мне говорили: „Мешки под глазами – решительно закрасить. Царь должен быть здоровым и не вызывать ассоциаций с пьянством и больными почками“. Потом перестали закрашивать. Какой-то опрос показал: народу нравится. Раз устает, значит, тянет воз. Раз тянет воз – значит, наш. Я точно наш, и какое-то время медицина меня подержит на плаву, но готовить к престолу надо именно юношу. Дольше протянет в таком режиме. Жаль, нету больше Димы Гагарина…»

С этой мыслью Кедров шагнул вперед.

Патриаршие певчие пропели ему многолетие…

Стены транслировали панораму марсианской каменистой пустыни, словно были прозрачными. Скудный холодный свет излучал из немыслимого далека косматый шарик – Солнце, окруженный россыпью звездной мишуры. Две игрушечные луны, Фобос и Деймос, маленькие, хоть в руку возьми, стояли над горизонтом рядышком, как на параде. Четверть панорамы занимала бронированная туша «Адмирала Круза» с двуглавыми орлами на борту.

Непрозрачными оставались только алтарь, закрытый высоким русским иконостасом, да большое изображение Христа-Пантократора, взиравшего на церемонию сверху, из подкупольного пространства. Перед алтарем стоял резной деревянный трон.

Зазвучали слова патриаршего наставления: «О святом Духе возлюбленный сын Святой Церкви, государь Николай Васильевич, всея России самодержец! Отныне поставлен ты от Бога, великий царь, держать скипетр государства Российского, и венчаешься царским венцом, по благодати Святого Духа и по милости Пресвятой Богородицы…» Речь патриарха чистым серебром растекалась по храму.

Только сейчас Кедров до конца осознал, что именно с ним происходит.

Полтора часа спустя, когда все закончилось, глава администрации принес императору Николаю III на подпись указ о соправительстве.

– Вот здесь, Ваше Величество…

Николай Васильевич, немного помедлив, перечеркнул в документе фамилию «Суворов».

Глава администрации уставился на него оторопело.

– Простите, Ваше Величество, ведь все согласовано с основными участниками… э-э…

– Видите ли, мне пришло в голову одно важное обстоятельство… Господин Суворов в молодости занимался бобслеем, не так ли?