Алекс Уайт - Чужой - Холодная кузница

– О-оу, Ник! – повторяет он, направляя мужчину к стеклянному корпусу.

Что больше всего раздражает директора, так это подозрение, что у Ника остались силы, чтобы отбиваться, но Хармон решил подчиниться в надежде на то, что хищник оставит его в покое. Человек тратит последние минуты жизни, моля о милосердии.

Вот почему вместо того, чтобы просто бросить Ника в кабину, Дориан останавливается и наносит ему еще несколько ударов. Будь проклят этот ничтожный ботаник, который так легко сдался. Ник кашляет кровью, и от этого Садлеру еще смешнее. Ему смешно, потому что сам он буквально смотрел в лицо ловцу. Мужчины вроде Ника не заслуживают жизни. Их существование ничем не оправдано. Они выживают только на окраинах цивилизации, да и то исключительно благодаря жалости других. Они плохо приспособлены к жизни.

– О-оу, Ник.

Дориан заталкивает Хармона в стеклянную кабину и захлопывает дверь, закрывая его снаружи на магнитный замок. Потом оглядывается на Люси, и его жестокие глаза мгновенно добреют.

– Я хочу, чтобы ты помнила, что это был твой выбор, – говорит он. – Ты решила предать всех этих людей, и именно поэтому сегодня будешь жить. Ты это понимаешь?

– Да, – хнычет Люси.

– Расскажи мне, насколько это для тебя важно.

– Да.

Он сверлит ее глазами:

– Это не вопрос, а тем более не вопрос, на который нужно отвечать «да» или «нет». Я хочу услышать, как ты говоришь мне о том, что хочешь выбраться отсюда.

Люси снова начинает плакать – она всегда плачет или кричит. У нее низкая квалифицикация, недостаточная, чтобы работать на этом уровне и проводить операцию «Сигсона» в защищенной лаборатории «Вейланд-Ютани». Она не похожа на Дориана, который все знает. Садлер делает шаг в ее сторону. С него, словно со злого призрака, капает кровь.

– Черт, скажи это, Билтмор! – ревет директор. – Скажи, что хочешь жить, и поэтому твои жалкие друзья должны умереть.

– Я… – начинает Люси, и Дориан отвешивает ей пощечину.

– Громче! – орет он ей в лицо. – Ты убила всех этих людей! Самое меньшее, что ты можешь сделать, это быть уверенной в этом!

– Я хочу жить! – кричит она. – Я хочу жить! Я хочу жить, ты, ублюдок! Я хочу жить!

Дориан поворачивается и наблюдает, как Ник реагирует на эти новости. До Хармона наконец-то доходит, что он так старался перетащить сюда Люси Билтмор, чтобы в итоге она его предала. Хотя они, вероятно, никогда не были близкими друзьями, взгляд очкарика говорит о многом. Предательство глубоко ранит Ника, и Дориан этим пользуется.

Садлер замечает кнопку замораживания с предохранительной защелкой.

– Вот о чем я говорю.

Он откидывает защелку и нажимает кнопку. Сопла заливают Ника аэрозольным жидким азотом, стеклянная камера заполняется ярким туманом и человеческим криком. Когда крики прекращаются, Дориан отпускает кнопку.

Тело Ника лежит в углу; его глаза закрыты, а кожа покрыта белым инеем. На его щеках остались легкие глянцевые следы, потому что белый рыцарь плакал перед смертью. Дориан открывает дверь и шагает внутрь, оборачиваясь на Люси. Она могла бы броситься к нему, попытаться закрыть стеклянную кабину, заморозить до смерти его самого. Но она этого не сделает, поскольку ничем не отличается от Ника. Она здесь, чтобы быть уничтоженной.

Холод охватывает его босые ноги, и Дориан удивляется тому, что он сделал. Он поднимает руки, будто в молитве, а затем яростно бьет ногой хрупкое лицо Ника. Кожа трескается, но поскольку она застыла только на поверхности, из разрезов начинает выступать теплая кровь. Тогда Дориан хватает Ника за волосы и несколько раз прикладывает головой о плитку. Как же хорошо у него получается убивать людей!

Выйдя из кабины на замерзших ногах, директор смотрит на Люси:

– Всё, больше никого не осталось. Нам пора идти.

– Никого?

– Да, – отвечает Садлер, действуя так, будто это был его план. – Никого. Мне было поручено оставить в живых только нашего «крота». Это ты.

Она вытирает свои большие глаза рукавом:

– Ты был таким жестоким.

– Ты, черт возьми, привела меня сюда! – смеется Дориан, а затем хмыкает, широко раскинув руки. Выдавать себя за шпиона оказалось забавнее, чем он ожидал, хотя и не так весело, как плющить лицо Ника. – Ты вызвала меня, и вот я здесь! А чего ты ждала, когда вы начали рыться в кошельках мегакорпораций? Гневных писем? Мы говорим о миллиардах долларов и тысячах жизней.

Садлер шагает к Билтмор и тычет ее в ключицу длинным окровавленным пальцем, отталкивая назад: