Второй тур… А я и не знал, что их больше одного! Оказывается, число туров зависит от числа проданных билетов: на каждый «пакет» стоимостью сто двадцать тысяч фунтов стерлингов — тур розыгрыша. А я видел только результат первого…
Уезерби отослал талон и расписку моей матери в Висбаден. Письмо, вероятно, добралось до Элмендорфа, когда я находился в Ницце, потом было отправлено в Ниццу, потом обратно в Элмендорф, так как Руфо оставил этот адрес в «Американ экспресс». Руфо, разумеется, знал обо мне все и предпринял нужные шаги, чтобы прикрыть мое исчезновение.
В то утро, ровно год назад, я сидел в кафе в Ницце, у меня в руках был выигравший билет, а талон к нему шел мне по почте. Если бы я, читая «Геральд трибюн», заглянул бы дальше отдела личных объявлений, то обнаружил бы там результаты второго тура розыгрыша и не откликнулся на объявление.
Я получил бы сто сорок тысяч долларов и никогда больше не увидел бы Стар.
Неужели Ее Мудрость потерпела бы поражение?
Неужели я отказался бы следовать за Еленой Прекрасной только потому, что мои карманы лопались от денег?
Позволю себе усомниться: я все равно вышел бы на Дорогу Доблести.
Во всяком случае, надеюсь на это.
На следующий день я позвонил на работу, а потом отправился в банк, где повторилась та же рутина, через которую я дважды проходил в Ницце.
Да, этот билет был действителен. Может ли банк быть мне полезен при получении денег? Я поблагодарил их и ушел.
Маленький человек из налогового управления считай что уже стоял у меня на крыльце… И действительно, он позвонил снизу, когда я писал ответ Больничному фонду.
Я ответил ему, что скорее пойду к чертовой матери, чем соглашусь. Я оставлю деньги в Европе, а он пусть свистит в кулак! Он вежливо посоветовал мне изменить позицию, так как уплатить налог все равно придется, и выразил надежду, что я просто «выпускаю пар», поскольку управление не любит нанимать информаторов, но принуждено будет так поступить, если мои действия покажут, что я хочу скрыть доходы.
В общем, они меня доконали. Я получил сто сорок тысяч долларов и из них отдал Дяде Сэму сто три. Маленький тихенький человечек сказал, что так будет лучше — многие откладывают уплату налогов и попадают в неприятную историю.
В Европе я получил бы сто сорок тысяч золотом, а тут выдали тридцать семь тысяч бумажками — свободные и суверенные американцы не имеют права держать на руках золото. С ним они то ли войну начнут, то ли в коммунизм перейдут, то ли еще чего сотворят. Нет, я не мог оставить тридцать семь тысяч долларов золотом в Европе, это тоже незаконно. Люди из управления были в высшей степени вежливы.
Десять процентов — три тысячи семьсот долларов — я отослал сержанту Уезерби и написал про всё. Остальные тридцать три тысячи долларов положил в банк, учредив фонд для оплаты образования моих сводных братишек и сестренок с условием, чтобы родственники узнали о деньгах только тогда, когда они понадобятся. Я скрестил пальцы, чтобы новость о моем выигрыше не долетела до Аляски. В лос-анджелесских газетах об этом ничего не было, но сведения, видимо, как-то просочились; я оказался в списках у многочисленных попрошаек — получал письма, предлагающие необычайные возможности, просьбы о займах или требования подарков.
Через месяц я узнал, что позабыл о существовании еще и местного калифорнийского налога, так что в итоге еще и остался в долгу.
И вот я снова вернулся к своему старому кульману, снова гнул вечерами спину над учебниками, иногда смотрел телевизор, а по субботам занимался фехтованием.
А ночами мне снился сон…
Впервые я увидел его, когда поступил на работу, и теперь он повторялся каждую ночь…
Я еду по длинной-длинной дороге, потом она круто поворачивает, и вдали на холме возникает замок. Он великолепен, на башнях развеваются флаги, извилистая тропа ведет к подъемному мосту. Но я знаю — непонятно откуда, — что в подземелье замка томится принцесса.
Эта часть сна всегда одинакова, меняются только детали. В последнее время на дороге появляется маленький спокойный человек из налогового управления и заявляет, что надо оплатить дорожный сбор, всегда на десять процентов превышающий сумму, которая у меня с собой.
Иногда это полицейский, который, прислонясь к моей лошади (в одних снах у нее четыре ноги, в других — восемь), выписывает мне штраф за нарушение правил движения, верховую езду с просроченной лицензией, за проезд на красный свет и открытое неповиновение властям. Он хочет знать, есть ли у меня разрешение на ношение копья, и сообщает, что я должен нацепить бирку на каждого убитого мной дракона, согласно закону об охоте.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу