Владимир Перемолотов: История Зеербургского подполья [СИ]

Заложив небольшую петлю, я прошел мимо главного входа, чтоб с неизбывным удовольствием посмотреть на часовых, в буденовках и шинелях времен Гражданской войны.

Глядя на них, вспомнил часовых у Букингемского дворца, да и многих других часовых в других местах, которых мне посчастливилось видеть в своей жизни, а кое-кого даже и снимать — ну никакого сравнения!

Красавцы! Эти фигуры давно уже стали частью московских традиций.

Конечно, трехлинейки в их руках выглядели куда как большим анахронизмом, чем шинели с «разговорами», но все, включая и туристов, и самых настоящих шпионов, знали, что часовые — декорация, рассчитанная на «посмотреть». Что-то вроде живых матрешек или сувенирных балалаек. С ними, как и с их британскими коллегами, можно было фотографироваться, чтоб потом где-нибудь в Оклахоме, Портсмуте или Осло показывать друзьям гнездо «кровавой гебни».

Пусть их…

Машинально посмотрел на часы. Время у меня еще имелось. Несколько минут точно. Да и телефонная будка стояла на глазах.

«Вот есть у людей работа, — подумал я, наблюдая за людским потоком на той стороне площади. — Хорошая, правильная. С 9 до 18 с перерывом на обед. И с коротким днем — пятницей… Устраиваются же люди в этой жизни!»

Честно скажу, зависть эта имела характер эфемерный. Найти такую вот работу в СССР никакой проблемы не составляло — везде висели объявления «Требуется… Требуется… Требуется…» Только ведь это будет другая работа. Я вздохнул. Совсем другая…

Приходилось мне читать агитки «Иностранного легиона»: «Работая у нас, Вы сможете побывать в разных экзотических странах, познакомиться с интересными людьми и… убить их». Моя работа одним боком пересекалась с такой рекламой. Только не за деньги, за идею. А идея — это, братцы мои…

Так… Время вышло.

Глянув на часы, я подошел к телефонной будке. Набрал номер, обменялся несколькими ничего не значащими для окружающих фразами, после чего поймав такси, пришлось поспешать на работу.

Накаркал…

Первое, что я увидел, войдя в кабинет начальника — моё личное дело. Второе — склонившаяся над ним голова шефа.

Начальник, которым меня осчастливила Судьба, был мужчина видный, с военной подтянутостью и от этого казавшийся моложе своих 60 лет. Однако волосы дважды выдавали его возраст: во-первых, тем, что меньшая их часть уже стала седой, а во-вторых, тем, что большая их часть вовсе отсутствовала.

Чувствуя, что все это не просто так, не случайный рутинный вызов, я быстро оглядел стол. Так и есть. Если знать, куда смотреть и отметить заранее кое-какие закономерности, то и до начала разговора можно узнать очень многое.

Был у генерала маленький пунктик. Так. Ничего страшного… Не слабость даже, а простая привычка. Психолог наверняка это как-то объяснил бы, но я в объяснениях не нуждался, да и не хотелось мне связываться с психологами, особенно со штатными. Дело в том, что я подметил, что генеральское волнение проявляется (не при подчиненных, разумеется) в верчении бюстика Дзержинского. Причем как-то так волшебно получалось, что если к моему приходу бюстик стоял ко мне одним боком, то выходило одно. Другим — другое. Хуже всего бывало, когда бюстик стоял лицом. Тогда казалось, что генерал, словно не доверяя собственной проницательности, призывал на помощь своего предтечу, и они вдвоем рассматривали меня с тем, чтоб составить единственно правильное мнение обо мне. В этом случае дела приходилось проворачивать ох какие нелегкие. Такое на моей памяти случалось дважды. Первый раз после лицезрения Феликса Эдмундовича анфас меня занесло на Африканский Рог, а во второй — в Лаос.

Из первой командировки я вернулся с простреленным бедром, из второй — без трети группы. Ну ладно… Бог не выдаст, свинья не съест…

Я собрался, как положено, доложить о себе, и даже начал:

— Майор Крымов…

Но шеф остановил меня, вольно махнув рукой.

— Вижу, что майор, вижу, что Крымов…

Он сложил личное дело, покачал его в руках, словно принимая какое-то решение, и положил его на край стола.

— И даже вижу, что прибыл…

Переплетя пальцы рук, он с интересом рассматривал меня. Взгляд показался мне таким пристальным, что я машинально скосил глаза вниз — нет ли там чего такого, что я не заметил, а генерал разглядел. Что-нибудь вроде не застегнутой ширинки…

За окном шумела Москва, но в этот кабинет шум не залетал. Возможно, боялся ответственности и подписок, которые пришлось бы давать. Я одернул себя — надо же какие глупости в голову лезут и сосредоточился.