Любовь Кошкина - Латинские неприятности [СИ]

Эспада отрицательно помотал головой и вдруг выпалил:

— Их нанял «Долг».

— Зачем? — Я всё ещё не понимал.

Эспада вскочил и заметался в промежутке между койками. Казалось, он вот-вот начнёт рвать волосы на голове. А то и пеплом посыплет.

— Наркотики! Ослабление бдительности! Внутренняя смута! А потом «Долг» нанесёт удар! Follada completa! [4] Follada completa! (исп.) — Полный пиздец!

Я слушал его взволнованные восклицания и сопоставлял услышанное с собственными наблюдениями. Все эти мелочи, шепотки за спиной и затаённую ухмылку Корноухого. Словно он знает что-то, чего не знаем мы, ага.

— Надо сообщить Лукашу! — завопил я, вскакивая.

— Нет! No! [5] No! (исп.) — Нет! — Эспада заступил мне дорогу. — Лукаш их просто убьёт. Я позволил им уйти.

— Ты — что?! — взревел я, не веря своим ушам. — Ты поставил клан под угрозу из-за бабы?!

Эспада оставался невозмутим, и это меня взбесило ещё сильнее.

— Нет угрозы. Всё кончено, — упрямо сказал он. — И ты обещал хранить тайну, amigo.

— Тамбовский волк тебе амиго, — злобно сообщил я, отталкивая его в сторону. — Уйди нах.

Я успел сделать ровно три шага. А потом этот вероломный дамский угодник угостил меня чем-то тяжёлым по черепу. Прежде чем отключиться, я даже успел услышать, как он извиняется. Вот скотина!

Пока я валялся в отрубе (на своей койке, заботливо прикрытый одеялком, мля), много чего произошло. Был начат и успешно подавлен бунт против Лукаша. Так толком и не начавшись, захлебнулась атака долговцев. Убит Корноухий. А вот Леночку нашим парням догнать так и не удалось.

Когда я очнулся, Эспада сидел на соседней койке и виновато лыбился.

— Сука ты, — горько возгласил я, оскорблённый в своих лучших чувствах.

— Донесёшь Лукашу? — спросил Эспада, протягивая косяк, от которого только что причащался сам.

— Усрался ты мне, — буркнул я, глубоко затягиваясь. — Ещё раз так сделаешь — пристрелю.

Эспада, улыбаясь, кивал, а его зелье потихоньку начинало действовать. Боль в затылке притупилась, сознание очистилось, я был вновь более чем расположен к миру во всём мире.

— Слушай, Эспада, — спросил я, задумчиво рассматривая зеленоватые завитки дыма, — как тебе удалось вытянуть из Леночки все эти сведения? Ты с самого начала подозревал?

Эспада с минуту удивлённо смотрел на меня, а потом вдруг заржал.

— Да ты что, amigo? — еле выдавил он сквозь смех. — Знать не знал, пока она не сообщила. В присутствии дамы я становлюсь muy estupido [6] Muy estupido (исп.) — очень глупый. и неспособен на подозрения. Аха-ха-ха!

— Тогда зачем она вообще тебе призналась? — недоумевал я.

Эспада пожал плечами, отобрал у меня косяк и, посмеиваясь, сказал:

— Боялась, как бы я не пострадал во время атаки её друзей-долговцев.

В ответ я заржал так, что койка подо мной жалобно задребезжала. Мне показалось чрезвычайно забавным беспокойство Леночки за нашего знойного коротышку-латиноса. Нет, ну каков жук!

Я больше не злился на него. В данный момент я в принципе не был способен на негативные эмоции. Реальность стремительно распадалась и исчезала, оставляя меня наедине с Вселенной.

Я устремился ввысь, являясь уже не свободовцем Максом, а некой гармоничной, дружелюбной субстанцией. Меня ждала Ноосфера. Так что, если вы желаете узнать ещё что-нибудь про Эспаду, придётся подождать, пока я не закончу разговаривать с богами.

Никто и никогда не воспринимал Эспаду всерьёз, даже я. Отчасти благодаря его полётам в астрал, отчасти потому, что он не приносил клану никакой ощутимой пользы. С латиносом было весело, можно было по дешёвке разжиться каким-нибудь снадобьем, но не более того.

В этом плане ему доверяли. Все знали — Эспада никогда не предложит чего-то, что не испытал предварительно на себе. Поэтому страждущие не переводились, каждого он встречал сальной шуткой, щедро отмеряя свои порошки, травки, настойки и коктейли. Эспада всегда выглядел беззаботным чудаковатым торчком, неспособным на подвиги.

Никому и в голову не могло прийти, что однажды его зелья могут спасти чью-то жизнь. И не просто чью-то, а… Впрочем, об этом случае нужно рассказать поподробнее.

В тот день мы с Эспадой стояли в логове Лукаша и изо всех сил изображали раскаяние. Точнее изображал Эспада, мне-то и в правду было невероятно стыдно. Лукаш буравил нас тяжёлым взглядом, от которого хотелось превратиться в козявку и заползти под командирский ботинок в надежде на скорую смерть.