Любовь Кошкина - Латинские неприятности [СИ]

— Я тебя безмерно уважаю, amigo [1] Amigo (исп.) — друг. , но ты дурак. Si, si, muy loco! [2] Si, si, muy loco! (исп.) — Да, да, большой дурак!

Мне доводилось убивать людей и за меньшее, но на этого конкретного представителя злиться по-настоящему было невозможно. Кроме того, он был моим другом. А ещё мне было ужас как интересно — чего это я дурак и muy loco.

— Ну! — поторопил я его.

Другого поощрения не требовалось. Эспада ещё раз обернулся, чтобы убедиться, что нас никто не слышит, приобнял меня за плечо и зашептал:

— Никакой это не племянник, неужели ты не заметил? Esta chica! [3] Esta chica! (исп.) — Это девица!

Сначала я решил, что он шутит. Какая ещё, на фиг, чикса? Но Эспада был серьёзен, разве что казался весьма воодушевлённым своим открытием.

Убедившись, что он не шутит, я вызвал в памяти образ корноуховского племянника. Ничего особенного. Обычный, невзрачный, неуклюжий парень, каких в любом захолустном городишке сотни.

В фигуре его также не было никакого намёка на женственность. В общем, если это и чикса, то весьма непрезентабельная. Я лично предпочитал девушек пошикарнее.

— С чего ты взял? — Я всё-таки попытался сбить приятеля с толку.

— А! — невозмутимо улыбнулся латинос. — Это легко. Двигается как женщина, смотрит как женщина и пахнет женщиной.

Тут я ему поверил окончательно. Только Эспада способен унюхать женщину, находясь на расстоянии в несколько метров от неё.

— Ну-у, — неуверенно протянул я. — Пусть так. Это объясняет, почему Корноухий так следит за ним… за ней. Но тебе-то что?

Лучше бы я этого не говорил. Эспада обиделся. А обижался он всегда громко и безудержно. Минут пять я стоял, растерянно моргая, под плотным потоком испанских ругательств. Потом проклятый мексиканец удалился, возмущённо жестикулируя.

Расстраивать Эспаду не следовало, тем более что мне не с кем было идти в намечающуюся ходку. А ему, пожалуй, единственному из соклановцев, я доверял почти безоговорочно.

Латинос был напичкан всякими дурацкими представлениями о чести и с тех пор, как я вытащил его из аномалии, всячески стремился отплатить за спасение. Я решил дать ему пару часов поостыть и направился по своим делам.

А потом разразился скандал, про который долго ещё болтали все, кому не лень. Помните, как я рассказывал про опасения Скряги и Лукаша? Вот в этот самый вечер всё и случилось. Правда, в скандале я не участвовал и подробности узнал намного позже. А всё из-за проклятого латиноса, которому я почти безоговорочно доверял. За что и поплатился.

Честно обождав два часа и накинув для верности ещё двадцать минут, я отправился искать своего обидчивого приятеля. Пока он снова не употребил результаты своих исследований и не сделался непригодным для ходки.

Эспада обнаружился в общей казарме. Он вальяжно развалился на койке в обнимку с гитарой и, то хмурясь, то мечтательно улыбаясь, перебирал струны. Вид у него был несколько взъерошенный, но чрезвычайно довольный. Словно у кота, обожравшегося сметаны, ага.

— Ты где шлялся? — с подозрением спросил я.

Эспада зубасто ухмыльнулся и промолчал. Подобная неразговорчивость была ему несвойственна, и мои подозрения от этого возросли. Причина молчать у него могла быть только одна — если речь шла о репутации дамы.

— Ты что, — поражённо спросил я, — успел стакнуться с этой… племянницей?

Чёртов засранец ухмыльнулся ещё шире и, прикрыв глаза, забренчал на гитаре с удвоенной силой. Я стоял и с недоверием смотрел на его довольную рожу. Два долбаных часа! Да мне в лучшие годы не удавалось допроситься желаемого за столь рекордное время.

— Охренеть! И как она?

Спрашивал я без особой надежды, поскольку был уверен, что благородный дон Эспада не промолвит ни словечка. Но он вдруг помрачнел и отложил гитару.

— Слушай, amigo, — неуверенно сказал он, — я могу доверить тебе тайну?

— Конечно! — с жаром ответил я. Мне не терпелось услышать грязные подробности.

— Поклянись, что никому не скажешь!

Вот ещё новости. Что за детский сад? Как будто кто-то не в курсе, как именно протекает данный процесс. Зачем Эспаде понадобилось делать из этого тайну века?

Тем не менее он настаивал, и я дал все требуемые заверения и клятвы. После этого он наконец приступил к рассказу, вот только подробности оказались совсем не теми, что я ожидал.

— Её зовут Леночка, — неохотно начал Эспада. — И она не племянница Корноухому, а любовница.

— Ну и что? — осторожно спросил я, поскольку он замолчал. — Это и есть твоя великая тайна?