Максим Бондарчук: Легендарный [СИ]

Офицер поднял взгляд на меня.

— Ты до сих пор держишь зло на Клан.

Я не стал отпираться.

— Конечно. Я считаю, что трибунал ошибся. Он не понял меня, мой поступок. Я отстаивал свою честь вернорожденного, ведь тогда это для меня было святым.

— А сейчас?

— Много воды утекло с той поры. Я многое переосмыслил, многое увидел, со многим общался. Я знаю, что ошибался если не во всем, то в очень многом. Все эти сказки, бредни о высшем и великом пути, где каждый найдет достойную награду своей жертве. Глупость. Мы оставляли за собой горы трупов и обуглившихся осколков, а взамен не получали ничего. Путь растянулся на многие годы, кто-то ушел раньше времени, кому-то удалось продержаться чуть дольше, но какой результат? Правильно — никакого. Мы просто убивали, прикрываясь высокими ценностями, а ведь кровь от этого не становится менее красной. Она все такая же алая и горячая, а трупы коченеют очень долго, если в момент детонации их просто не разрывает на части. Ты бы видел их глаза, эти искаженные лица, будто высеченные из камня. Глаза! Открытые и налитые кровью. Что может быть страшнее чем это? Не знаю. Это чертовщина, брат-сиб. Я понял это слишком поздно. Во мне давно зрел план отойти от этого, попытаться найти себя в чем-то более мирном, созидательном, но руки мои были созданы и обучены только одному — убивать. Знаешь, как страшно осознавать это, что ты просто ничего другого не можешь? Не умеешь. Не способен научиться.

Офицер остался неподвижен.

— Я не думал над этим никогда.

— Подумай.

Он отвел взгляд.

— Ничего не обещаю. Много работы.

— Нам врут. Постоянно заливают уши дерьмом, а мы только радуемся, потому что не можем выслушать другую сторону. Вольняги — это звучит так презрительно, что хочется блевать, а ведь в них ничего такого нет. Они вольные! А мы? Мы продукт. Растение, выращенное под строгим наблюдением таких же растений. Мы цепные псы. Нам командуют — мы выполняем. Мы возвращаемся живыми и тут же получаем кость в знак благодарности и быть может самку, которая даст продолжение рода.

— Ты говоришь глупости, старик.

— Нет, — я качал головой, — никаких глупостей. Правда! Посмотри мне в лицо. Что ты видишь на нем, кроме изрезанной кожи и шрамов, оставленных врачом-наркоманом, а?

— Ничего.

— В этом-то вся и проблема — я перестал быть человеком, а ведь лицо и глаза — это то единственное, что делает нас таковыми. Султан не был человеком и его глаза были тому подтверждение. Ни голос, менявшийся всякий раз при помощи встроенной программы, ни кожа, давно побледневшая до омертвения. Глаза! Они сверкали искусственным блеском, делая его чуждым к любому состраданию, ведь существо потерявшая это, навсегда перестает быть человеком. Он мне так и сказал перед самым уходом, что я никогда его не пойму, а он не поймет меня, ведь между нами временная пропасть глубиной в несколько десятков лет и целая эпоха, в которой когда-то жил мой отец… наш отец.

Офицер устало потрепал шевелюру. Затем встал из-за стола, закрыл свободной от сигареты рукой портативный компьютер и подошел к черному окну. На горизонте начинали появляться первые блики поднимавшегося солнца.

— Отец давно умер.

— Но мы его продолжение.

Он согласился.

— Тогда почему мы такие разные? Евгеническая программа должна была сделать нас едиными во всем. Копиями. А получилось именно так.

Я пожал плечами, чувствуя как все сильнее начинало болеть в запястьях, скованных тяжелыми наручниками.

— Наверное, это лишний раз дает понять, что природа, как бы мы не пытались ее обуздать, все равно найдет способ разнообразить даже таких идентичных с точки зрения евгеники существ.

— Знаешь, — офицер выпустил струйку дыма в стекло. — Мне кажется я начинаю понимать, что с тобой произошло. Это называется разочарование.

— В какой-то степени.

— На тебя очень сильно повлияло общество вольняг. Этот как зараза.

Я рассмеялся.

— Это не болезнь, которую можно подхватить зимним утром, это нечто большее.

— И что же?

— Осознание. Мы просто дураки. Мы сражаемся и умираем за великое нечто, не понимая, что уничтожая не создаем ничего, кроме хаоса. Я понял это задолго до бойни на Док-13, но она стала последней каплей.

— Тебе нужно немного отдохнуть, — сказал офицер, вытягивая из сигареты последнее. — Я почти закончил, да и солнце начинает подниматься, наверное, будем потихоньку закругляться.

— Оно здесь прекрасно. Впрочем, как и в тот раз, когда я впервые его увидел. Жаль, что Света не может полюбоваться этим.