Франсис Карсак - Том 4. Пришельцы ниоткуда

Пролог: доклад разведчика о некоей уединенной планете

Первая часть: Затерянная планета

1) Прибытие координатора

2) «Средневековое поселение»

3) Замок

Вторая часть: Горцы

1) Деревня среди горных вершин

2) Первый день мая

3) Небесные миры...

Третья часть: Этот мир — наш

1) Другие

2) След наших костей

3) Стальной закон

Эпилог

Декабрь 1953 — февраль 1954: стр. 15 — 80 (стр. 80: Акки Клер прибывает к васкам. Последней написанной фразой, в 23 ч 10 мин 25 февраля 1954 года, была такая: «Он сам себя исключает из общества, и никто не разговаривает с ним до тех пор, пока он не подчинится»).

Март 1959 — июль 1959: стр. 80 — 190 (Текст возобновляется 3 марта с фразы: «В течение какого-то времени они ели молча»).

Конец 1959 года: переработка текста для отправки издателю (с поправками, касающимися, главным образом, построения фраз и т.д. и т.п.)

Алжирская же война началась в 1954 году в День всех святых, 1 ноября, а к этой дате роман был уже до некоторой степени «написан» в голове автора, который до конца — и едва ли не во всех подробностях — следовал плану, разработанному еще в 1952 году.

II Индокитай

В июле 1954 года заканчивалась Первая Индокитайская война. В 1936 году, в возрасте шестнадцати лет, Франсуа Борд провел несколько месяцев в регионе, который тогда являлся

Французским Индокитаем, объездив всю страну, или скорее страны, потому что он также побывал в Камбодже, где посетил храмы Ангкора, и в Лаосе, где ему довелось пообщаться с горцами народа «мои». Алжир, где он никогда не был 18 18 В 1938-1939 годах он один раз ездил в Марокко и один раз в Тунис в туристические путешествия с товарищами из АиЪег§е$ с1е 1еипе$$е$. Но речь шла главным образом о развлечениях, занятии туризмом и посещении развалин Волюбилиса и Карфагена, и потому он имел только самые поверхностные контакты с местным населением. (Примеч. Жоржа Борда ) , не принадлежит к личному жизненному опыту Франсиса Кар-сака, а вот Индокитай — да.

У себя дома в Вильнёве, пусть его отец и был когда-то торговцем в Дакаре, он с расизмом практически не сталкивался. Разумеется, когда речь заходила о сенегальцах, зачастую использовался термин «негр», но какого-либо пренебрежительного значения никто этому слову придать не пытался: то был обиходный термин, более того, в диалекте Перигора и Аженэ «негр», пе§го, означает просто «черный». В тех приключенческих романах того времени или рассказах о путешествиях, которые он читал, довольно-таки часто присутствовала окраска, которую мы бы, несомненно, назвали «расистской», но в большинстве случаев то был расизм патерналистский, так сказать, благосклонный: прибывавшие в Африку белые несли с собой цивилизацию. О ненависти или откровенном презрении речи практически никогда не шло.

Прибыв в Индокитай в конце 1936 года, он быстро увидел, что такое расизм, колониализм, ксенофобия и все то разнообразие форм, какое они могут принимать, от самых очевидных до самых утонченных.

Не успел он приехать, как почти сразу же стал свидетелем одной сцены, наложившей на него глубокий отпечаток. Он пошел на почту (в Сайгоне?). У окошка стояла небольшая очередь. Какой-то старик проводил нужную ему операцию (то ли посылку отправлял, то ли заказное письмо, я точно не знаю). За исключением моего отца, все в очереди были «Индокитай-цами». Вошла француженка лет сорока, которая, не принимая в расчет очередь, направилась прямо к окошку, оттолкнула старика, да так, что тот едва не упал — и упал бы, если бы кто-то его не поддержал, и заявила почтовому служащему: «Я спешу, займись-ка мною...» или что-то в этом роде. Когда же тот возразил, она его оскорбила и снова потребовала, чтобы он ее немедленно обслужил. Что он и сделал в гробовой тишине, которая царила в помещении. Мой отец был в ужасе, тем более, что эта женщина была супругой одного из чиновников Французской республики, который прибыл на Дальний Восток насаждать европейскую цивилизацию, а «индокита-ец», которого она оттолкнула, был стариком и человеком образованным, что делало его вдвойне достойным уважения.

Но помимо этого индивидуального и — назовем это так — «глупого» расизма, в то время там наблюдалась взрывная и сложная, если не сказать безвыходная, ситуация 19 19 В том, что следует дальше, я буду, по необходимости, слишком, даже чрезмерно, поверхностным. Но если не написать, по меньшей мере, 20 страниц на эту тему, я не вижу, как бы я мог сделать иначе. ( Примеч. Жоржа Борда ) .

В каком-то смысле «Индокитайская война» началась не в 1946 году, но как минимум лет на двадцать раньше. В начале 30-х годов французская армия, в отместку за забастовки и стачки, подвергала бомбардировке деревни, осуществляла депортации и казни без суда и следствия. «Колониальная партия» (барон де Неталь...) — как в Париже, так и в самом Индокитае — видела в этой стране золотое дно, которое ни в коем случае нельзя было упускать. Если некоторые правительства Третьей республики и пытались провести благоприятные для «туземцев» реформы, то в большинстве своем эти реформы оказывались нежизнеспособными и сходили на нет уже на месте. Разумеется, среди колонистов были и такие, кто способствовал «туземному» развитию, будь то по причинам гуманным (граф де Роан...) или же просто из здравомыслия. Но таких, судя по всему, было меньшинство, и в любом случае «фитиль бомбы был уже зажжен», если можно так выразиться.