Ярослав Васильев - Право на жизнь

— Не получается?

— Нет. До этого я считала, что могу вскрыть любой запор. Хромой Ун, пока я числилась в воровской гильдии Маракаса, называл меня лучшей ученицей. А это был мастер, равных которому не родилось до сих пор. Замок странный. И металл слишком хороший. В заклёпках тоже сталь первосортная.

— Так ведь «оберегайки». Им положено быть самыми надёжными.

Тарья закусила щёку изнутри.

— Да? Не спорю, хотя это и странно. Ладно, нас двоих ещё могли по дури или незнанию заковать. Мол, хорошенькие девушки — ценный товар. В Маракасе меня так один раз за аферистку-мошенницу, работающую с золотыми купцами и дворянами, приняли. Я, как от зелья очнулась, в таких же «оберегайках» оказалась. Собирались на юг продать. Так их везде одинаковыми делают. Там есть пара клёпок плохого металла. Их, если знаешь как, можно расковырять — и до механизма добраться. Здесь этих клёпок вообще нет, а цепи и вообще всё, сама подумай, из очень хорошей стали сделаны. Ты такое хотя бы раз видела?

Бывшая пиратка закивала головой: много чести для простых кандальников. Не герцоги какие-нибудь.

Тарья продолжила:

— И ещё подумай, а остальных-то чего так же заковали? Берегут. Даже мужиков.

Нэрсис опять согласилась: действительно, ненормально.

Небольшой караван неторопливо пополз на запад. Обсудив в первую же ночь последние события, девушки и братья-медники решили с побегом пока не торопиться. Конечно, скрыться ночью можно, пусть и в кандалах. Насколько сумела подслушать Тарья, и как подсказывал жизненный опыт, хозяином фургонов был простой купец, который подрядился по дороге доставить несколько каторжников и покупателя от побережья куда-то вглубь континента. Стража явно не специализировалась на перевозке рабов. Ночами больше приглядывала, чтобы кандальники не украли чего и не порезали остальных, чем следили за возможным побегом. А потом? Утром хватятся, сообщат в первом же селении. Поймают, и второй раз уже точно отправят на каторгу, а это гарантировано быстрая смерть. С другой стороны, маршрут явно обходил Лин стороной, кормили хорошо, обращались сносно. Вряд ли неведомый покупатель из Степи станет вкладывать хорошие деньги, чтобы по приезду всех убить. Стоит рискнуть. Тем более что нэрлих частенько смотрели сквозь пальцы на законы Королевств людей, и на эдикты Синклита магов. Бытовали слухи, что иногда кочевники укрывали опальных чародеев и беглецов… а это уж точно лучше южных островов.

Успокоившись, Тарья заодно перестала вести счёт дням. Лишь с наслаждением впитывала всё происходящее по дороге. Всё то, с чем она уже попрощалась. Вот холм, на чьих зеленеющих отлогах стоит величественный замок барона. Словно начерченные тушью по белому листу, выделяются на тёмно-зелёном фоне его зубчатые стены, и алеет черепицей главная башня. На подъёмном мосту то ли о чём-то выспрашивают, то ли пристают к двум крестьянкам с корзинами несколько стражников барона. Их металлические шлемы издалека ярко блестят под лучами утреннего солнца. А у подножия холма приютилась очередная деревня. Беспорядочно и тесно стоят хижины и хозяйственные постройки бедных земледельцев. Дома невелики и выглядят неказисто, крыты соломенными кровлями. Половина жилища отведена для скотины, вместе с сараем для сена и житницей для зерна всё ограждено тщедушным плетнём. Но тут и там со стороны ближе к баронскому замку попадаются прочные дома. Не полуземлянки с глиняным полом — белёные мазанки на фундаменте, с просторными дворами и крепкими оградами. Это не беднота, а зажиточные крестьяне.

Мимо лип, отделявших деревенскую дорогу от полей, караван подъехал к деревне. Встал на краю, лишь один фургон прогрохотал колёсами до центра. Вскоре раздались зазывные крики торговца. Остальным же — лишь изнывать безделья да наблюдать за крестьянами. Солнце в зените. Жарко, полдень. Даже насекомые разомлели, присели отдохнуть, повисла глухая тишина. Со стороны полей послышался топот и мычание, это возвращались стада барона и его крестьян. Тут же выбежали хозяйки, чтобы свою скотину забрать у пастуха и загнать в хлев, усердно помогают им в этом дети. За стадом возвращаются со своих наделов мужчины. Они идут неторопливо, в запачканных рубахах и шароварах, в шапках из подбитой холстиной шерстяной материи, в грубых толстых башмаках, загорелые, бородатые, облитые потом. Медленно расходятся по своим домам, где к их приходу уже заготовлен обед. Потом деревня на какое-то время вымирает — крестьяне отдыхают. Но как они снова пойдут в поле, Тарья обычно уже не видела: в час отдыха торговли не бывает, потому фургоны всегда сразу двигались дальше.