Но все оказалось гораздо прозаичнее, имя означало всего лишь «англичанин»: за пару дней до моего появления случился шторм и на скалах разбился английский барк, груженый строевым лесом, его команда вся утонула. Агнета решила, что я чудом спасшийся моряк с погибшего судна. Главной причиной ошибки стала моя татуировка с якорем, память о далеких курсантских годах, – оказывается, шведские моряки начала восемнадцатого века свою кожу наколотыми рисунками не украшали, а вот британские матросики подхватили эту моду у дикарей, живущих в дальних странах.
Поразмыслив, я не стал возражать. Легенда как легенда, английский язык я знал достаточно, чтобы ее поддерживать, а встреча с настоящими англичанами едва ли грозила в этом медвежьем углу.
В каком статусе я жил на хуторе Солигхунд? – так сразу и не ответишь.
Объясниться с Агнетой на эту тему поначалу я не мог, а потом она не хотела… Сказать, что хозяйка хутора была молчаливой и необщительной, – ничего не сказать.
Сразу по прибытии я получил одежду ее покойного мужа, ростом мы были схожи, да и фигурой тоже, ушивать пришлось самую малость. Однако для жилья Агнета отвела мне помещение, где в сезон обитали наемные работники, – не пятизвездочный отель, прямо скажем. И даже не однозвездочный.
При этом она в первую же ночь заявилась в мои апартаменты. Задула свечу, улеглась рядом и…
И деловито воспользовалась мною как мужчиной. Не произнеся ни слова и даже не сняв ночной рубашки из довольно грубой материи. До утра не осталась, ушла, так ничего и не сказав.
Потом был ранний, на рассвете, подъем, за ним последовал обильный, но малосъедобный завтрак, – и пахота до седьмого пота.
Пахота – сказано фигурально. Пахать реально, плугом, мне в тот день не довелось, это занятие пришлось осваивать позже. А вот пота и в самом деле пролил немало. Ночью Агнета пришла снова – и жизнь двинулась по кругу.
Можно было бы сказать, что я стал работником-батраком и одновременно любовником работодательницы… Но мне всегда представлялось, что батракам хоть что-нибудь, да платят. Агнета же на зарплату не расщедрилась, но кое-какие карманные деньги я все же получал.
Случалось это по воскресеньям. В выходной день размеренный ход нашей крестьянской жизни нарушался: мы надевали нарядные костюмы (поначалу я чувствовал себя участником какого-то дурацкого фольклорного праздника, потом привык), садились в тот самый возок и катили в Гледхилл. Отсиживали службу и слушали проповедь в кирхе, потом Агнета отправлялась обедать к кому-нибудь из своих родственников. Меня на это время она отправляла в местный трактир, выдав тщательно отсчитанную сумму мелкими серебряными и медными монетами, каждый раз одну и ту же.
От щедрот Агнеты особо разгуляться я не мог. Хватало на пару стаканчиков местной водки, на удивление слабой и отдающей сивухой, или же на пяток кружек пива, относительно приличного. Ну и на минимальную закуску.
О местной кухне стоит рассказать отдельно.
К мясным, молочным и даже рыбным блюдам я привык быстро (лишь к квашеной салаке и селедке не смог себя приучить). Но гарниры… Хотя Новый Свет был открыт давненько, картофель до этих краев не успел добраться. Его отчасти заменял корнеплод, малосъедобный и в сыром, и в тушеном виде, – напоминающий самый дерьмовый на вкус сорт кормового турнепса. Крупы не изобиловали, здешние скудные почвы плохо родили злаки, урожай почти полностью уходил на выпечку хлеба. На гарнир, кроме пресловутого турнепса, аборигены более чем активно употребляли бобы и горох. И вследствие того все поголовно страдали метеоризмом, причем совершенно не стеснялись испортить воздух с громким раскатистым звуком. В летние месяцы, когда часть столов в трактире выставляли на свежий воздух, воскресные посиделки там еще можно было пережить… Но когда наступали холода, атмосфера в питейном заведении царила нездоровая.
Ближе к осени, в пору уборки урожая, Агнета наняла двух батраков, а я получил повышение – спал теперь на хозяйской кровати. Вместе с хозяйкой, разумеется. Меня новая ступень карьеры не радовала и каждое воскресенье я откладывал одну-две монетки из получаемых от Агнеты сумм. Понимал: как только освоюсь, подучу язык, перестану выглядеть белой вороной, – надо уходить. Пробираться к своим, к русской границе.
Но судьба рассудила иначе и вместо того я попал совсем в другие края…
1705 год
В конце сентября в трактире Гледхилла случилась драка.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу