Сэмюэль Дилэни - Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна [сборник litres]

Захрипел динамик:

– Мясник, мы сейчас видели, как вы отцепили их «паука». Ты там живой?

Мясник подался вперед и схватил микрофон:

– Мясник здесь, капитан.

– Везет же некоторым. Капитан Вон, напишите в мою честь элегию.

– Тарик? – Она села рядом с Мясником. – Нам срочно надо в Штаб-квартиру. Вызовем к вам помощь.

– Если вас не затруднит, капитан. У нас тут, правда, тесновато.

– Мы отправляемся.

Коготь уже побежал на свое место.

– Капрал, как ребята?

– Все в наличии. Капитан, вы же никому не давали разрешения проносить на борт хлопушки?

– Не припомню такого.

– Ясно. А ну-ка, Ратт, на два слова…

Ридра улыбнулась.

– Навигация?

– Мы готовы, – ответил Рон.

На заднем плане голос Молльи: «Nilitaka kulala, nilale milele…» [10] «Хотела заснуть вечным сном…» (суахили).

– Некогда спать вечным сном, – сказала Ридра. – Стартуем.

– Моллья нам читает стихи на суахили, – объяснил Рон.

– Вот как. Сенсорщики?

– Апчхи! Я всегда говорил: держи кладбище в чистоте, пригодится. Взять, к примеру, «Джебель». Мы готовы, капитан.

– Скажи Капралу, пусть пришлет кого-нибудь со шваброй. Коготь, ты подключился?

– Я готов.

Завыли генераторы стазиса, и она откинулась на сиденье. Наконец-то можно расслабиться.

– Не думала, что выберемся. – Она обернулась к Мяснику, который сидел на краешке своего сиденья и смотрел на нее. – Знаешь, я всегда паникую, как кошка. И что-то мне нехорошо. Черт возьми, опять!

Стоило ей скинуть с себя напряжение, как тошнота, которую до поры удавалось отгонять, начала растекаться по телу.

– У меня такое чувство, будто вот-вот разлечусь на мелкие куски. Знаешь, когда во всем сомневаешься, не доверяешь своим ощущениям. Мне кажется, я уже не я…

Дыхание отдалось резью в горле.

– Я – это я, – сказал он мягко, – а ты – это ты.

– Только ты мне почаще об этом напоминай. А то начинаю сомневаться. У меня в экипаже диверсант. Я ведь тебе говорила? А вдруг это Коготь? Вдруг опять швырнет нас прямо в звезду?

В потоке тошноты надувался пузырь истерики. Тут он лопнул, и она выбила бутылку у Мясника из рук:

– Не пей! Может, Д-дьявало нас отравить хочет!

Пошатываясь, она встала с сиденья. Все перед глазами застилала красная пелена.

– …Или к-кто-нибудь из мертвых. Как… б-бороться с призраком?

По животу резанула боль, и Ридра отшатнулась, как от удара. Вместе с болью пришел страх. Под поверхностью его лица шевелились эмоции, но даже их она сейчас не могла разобрать.

– …Убить… уб-бить… нас! – прошептала она. —

…Ч-чем-то убить… чтобы никакого т-ты и никакого я…

Она на это решилась, чтобы убежать от боли, которая означала опасность, и от опасности, которая означала молчание. Он же сам сказал: «Если тебе будет угрожать опасность… заглядывай в мой мозг, смотри, что там есть, бери все, что нужно».

В мозгу вспыхнула картинка без слов. Однажды они с Мюэлсом и Фобо были в баре на Танторе, и там началась потасовка. Ей врезали в челюсть. Оглушенная, она попятилась назад, и тут кто-то сорвал со стены за барной стойкой зеркало и швырнул в нее. Она увидела, как на нее летит перекошенное от ужаса, распяленное криком ее собственное лицо и разбивается о ее вытянутую руку. И сейчас, когда она сквозь боль и Вавилон-17 смотрела в лицо Мясника, та сцена словно повторилась…

– Ка’итан, вылетели из ’ояса. Вы там как? На’ились уже?

Голос Ридры:

– Нет.

– Что ж вы так. Но в себя-то ’ришли?