Он окинул взглядом корешки книг: «Моби Дик», «Озарения» Рембо, «В путь, Орест!» [18] Отсылка к раннему автобиографическому произведению Дилэни, большая часть которого не сохранилась; писался роман как раз в середине 1960-х гг.
, «Змей Уроборос» [19] Опубликованный в 1922 г. роман британского писателя Э. Р. Эддисона, стоявший у истоков жанра героического фэнтези и написанный в стиле яковитской прозы XVII в.
. Этих книг он не читал, а слышал только об одной.
На другом конце комнаты была еще одна дверь. Он снова облек руки плазмой и с трудом открыл ее. Было мгновение ужаса: показалось, что черное нечто, рванувшееся ему навстречу, – живое. Но это была просто ткань. Еще не вполне оправившись от потрясения, он вынул из шкафа черное одеяние и осмотрел. На плече было что-то нашито. Он раздвинул черные складки – оказалось, что это скрученная веревка, очевидно, какой-то символ. Одеяние парило в вакууме, волновалось, и вот над воротом поднялся черный капюшон, некогда закрывавший лицо хозяина. На Джонини зловеще уставились прорези для глаз.
Нахмурившись, он повесил одеяние обратно в шкаф и закрыл дверцу. Прищемленный рукав медленно зашевелился в вакууме, словно отрубленная рука.
Джонини подошел к книжным полкам, над которыми, подрагивая, висели книги.
Одна, большая и черная, была похожа на путевой дневник капитана Хэнка Брандта. Джонини подтянул ее поближе к себе и перелистал серебристые страницы. Это был вовсе не дневник. Все записи были точны и кратки. На первой странице стоял эпиграф: «Боже, что делаю я здесь?..» [20] Возможно, цитата из книги «Жизнеописание миссис Мэри Флетчер» (1818) британского священника и писателя-биографа Генри Мура (1751–1844). В книге фраза звучит так: «Господи, что делаю я здесь, среди этих людей? Они не Твои люди».
Далее:
«Казнен сегодня в 14:00 (имя и дата).
Казнена сегодня утром в 6:30 (имя и дата).
Казнен сегодня вечером…»
Книга была исписана лишь до половины. Джонини долистал до последней записи:
«…сегодня вечером в 11:45 Одноглазый Джексон-О-Е-5611».
Слова, родившиеся у него в голове, зазвучали внутри пузыря. Он обернулся: за спиной стоял мальчик и пел песню со странной, скупой мелодией:
На Мертвой главе человек стоял,
В руках человек веревку держал.
Под маской черной не видно лица.
Как каменный, он стоял до конца.
Джонини выпустил книгу, и она отплыла, а он встал в дверях жилища палача и взглянул на «Мертвую голову».
Там, где пол плавно подымался к воротам-черепу, стояли дети Разрушителя – теперь уже несколько сотен. Они разом посмотрели на Джонини. Их поджарые тела бросали тонкие тени на алые своды зала.
Джонини обернулся к своему провожатому. Тот был уже вне пузыря. Вопрос «что ты такое?» снова возник у него в мозгу, но прежде, чем он успел произнести его, мальчик снова пожал плечами. Джонини думал целых три секунды, потом спросил:
– Ты что, читаешь мои мысли?
Кивок.
– Поэтому ты так хорошо говоришь?
Кивок.
– И ты говоришь, что не знаешь, что ты такое? – Джонини старался замедлить мельтешение мыслей и не дать задрожать голосу.
Третий кивок.
– Тогда, может, попробуем это выяснить? – Он поманил мальчика рукой, и тот – поп! – вошел в пузырь. – Давай перелетим на мой крейсер. Согласен?
– Согласен.
Из зала «Мертвой головы» они синим коридором перешли в зал суда, а затем – к открытому остову корабля, где, заякоренный за балки, висел в вакууме хронолет Джонини.
Плазменный пузырь устремился сквозь открытый космос к серебряному эллипсу. В нескольких метрах от люка Джонини притормозил:
– Побудь, пожалуйста, снаружи, пока я не позову.
– Ладно.
Джонини двинулся вперед, а мальчик с хлопком выбрался из пузыря. Селекторное поле пропустило пузырь, и Джонини резко притянуло к полу. Он схлопнул пузырь и отпихнул ногой в угол, как ком целлофана. Потом выглянул в иллюминатор люка. Метрах в семи, освещенный огнями крейсера, парил мальчик и махал ему рукой. Джонини помахал в ответ и перешел к пульту управления. Снова глянул на мальчика и перевел крейсер в режим временно́го стазиса. Снова подошел к иллюминатору. «Теперь все в этой черноте должно быть неподвижно», – подумал Джонини, ибо с определенной точки зрения все, что находилось вне хронолета, застряло во времени, хотя можно было бы сказать и наоборот: что это он застрял.
– Теперь входи, – сказал он.
Тут могло быть два варианта. Мальчик мог остаться неподвижным, подвешенным во времени, а мог просто подплыть к крейсеру и войти в люк. Джонини надеялся на второй. Это коррелировало бы со странным мерцанием, что он видел в стазисе на обломках «Сигмы-9». Так можно было бы хоть попытаться понять нечеловеческую природу мальчика, а его существование вне времени как-то узаконило бы его независимость от характеристик пространства.
Читать дальше