Сэмюэль Дилэни - Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна [сборник litres]

Чертыш икнул во сне. Ком деликатно кашлянул. Они обернулись и стали снова смотреть на Звезду. И я в своем гнезде из кости и плоти – я тоже смотрел и видел много дальше. Я – Яхонт.

Мультиплексный читатель уже понял, что эта история длинней, чем кажется. Она скручивается в кольцо и объясняет сама себя. Мне пришлось в ней многое пропустить, но переключись на мультиплексное зрение, и пропущенное станет явным.

– Значит, у нее нет конца! – доносится до меня голос некоего комплексного читателя.

Читатель, ты несправедлив. Открой 222 страницу, там я уже сказал, что конец был и что Чертыш, я и окарина остались с Джо.

Тебе нужны еще кусочки мозаики?

Ну вот, например: история закончилась вскоре после того, как Сан Северине – многажды прошедшей через разрыв, облысевшей, морщинистой, израненной, исцеленной, постаревшей на сотню лет – было позволено сложить императорский чин, оставить позади прежнее имя и многие мучительные воспоминания. Она взяла в товарищи огромного ТРИпса, назвалась Хароной и удалилась на спутник под названием Джинрис, где пятьсот лет не имела дела сложней, чем охранять ворота Транспортной зоны и привечать местных ребятишек в полном соответствии со своим почтенным возрастом.

Еще? Блёб – это вода, которую воспитанницы госпожи Собиракс по капелькам собирают на рассвете с листьев маморотника.

Еще? Ну вот они, вести добрые и дурные, перечень поражений и побед.

Принц Нактор развязал войну, опалившую восемь миров и уничтожившую пятьдесят две цивилизации – малое поражение.

А теперь большая победа: в конце цепочки событий, восстановить которые я предоставляю тебе, Нактор, одуревший от страха и липкий от пота, бежал сквозь джунгли Центрального парка, когда рядом послышался зевок. Из-за группки деревьев вышел Чертыш, успевший вымахать до положенных пятнадцати метров, и наступил на Нактора – совершенно случайно.

В свое время я рассказал тебе, как под мостом, носящим имя Бруклинского, в мире по имени Джинрис, Сан Северина, старая, облысевшая и теперь зовущаяся Хароной, впервые объяснила мальчику Джо Комете, что есть симплекс, комплекс и мультиплекс. А теперь скажу, что этот Джо, такой же старый и морщинистый и звавшийся тогда Норном, научил девочку Сан Северину песне, которую они играли в заброшенном отсеке линкора в мире, в этой истории пока еще не названном. И над ними тоже высился мост, носящий имя Бруклинского.

Еще могу рассказать тебе, как в день окончательного освобождения Ллл гигантская толпа умолкла пред лицом великой музыки и некий человек по имени Рон, что в юности сам пел для Ллл, со слезами на глазах, с комом в горле – как тогда – обернулся к Ллл, стоявшему рядом в возбужденной тесноте, и, разумея не только потрясающее действие короткой песни на завороженную толпу, но и сокрушительную кульминацию освободительной борьбы, шепотом спросил:

– Видел ты в жизни что-либо подобное?

Ллл промолчал, но какой-то юноша с восточными чертами, сдерживая ярость, бросил в ответ:

– Видел. Пойдем, Мюэлс, надо отсюда выбираться.

Ллл и юноша стали проталкиваться к краю толпы, навстречу странствиям, не менее удивительным, чем описанные здесь, а Рон глядел им вслед, не веря свершившемуся святотатству.

Радостное поражение: принц Нактор сжег тело Джо на ледяной равнине планеты, кружащей на орбите Тэнтемаунт. Радостное, потому что теперь Джо мог сам выбирать себе оболочки и имена.

Горестная победа: за несколько часов до инцидента с Чертышом в Центральном парке Ком уничтожил сознание принца Нактора. Всей своей массой – много превышавшей ту, что мы видели, – он врезался в Геодезическую станцию, в подвале которой Нактор хранил свой мозг в костяном яйце с питательной жидкостью. Горестная, потому что при столкновении Ком был полностью уничтожен.

Или вот самый конец, совпавший с самым началом истории: явилось долгожданное существо, которому суждено было освободить Ллл, и Джо Комета (тогда его еще звали Норн), Кай, Марибка и я несли эту весть от S. Золотой Рыбы к Звезде Империи. Внезапно у нашей органической капсулы отказал генератор оболочки, и мы потеряли управление. Когда мы пытались спасти капсулу, я на секунду обернулся и увидел, что Норн стоит в носовой части и смотрит на сияющее солнце, навстречу которому мы с ревом неслись. Вдруг Норн захохотал. Безуспешно пытаясь удержать капсулу на заданном курсе, я зло спросил:

– Чему смеешься?

Норн медленно покачал головой, не отводя глаз от светила: