Алексей Доронин: Метро 2033: Логово

Самолет летел над морем и островками в заливе, стремительно приближаясь к рваной линии берега. Топливные баки были практически пусты, но горючего должно было хватить на весь рассчитанный маршрут. Сквозь прорехи между облаков виднелись темная вода и серая земля, расчерченная на квадраты дорогами и испещренная точками-зданиями.

Тень крылатой машины спугнула чаек. Они с криками взмыли со скал и закружились над выброшенными на берег возле причала моторными катерами.

Утром была буря, но сейчас вода уже успокоилась. Птицы еще долго кружили над портовыми кранами и пристанью, уже после того, как строгий силуэт самолета исчез за линией холмов. Потом они полетели на поиски пищи.

Это был не обычный самолет. Созданный на базе серийного лайнера, он несколько раз дорабатывался, чтобы служить конкретной задаче, далекой от пассажирских перевозок. Он был одним из двух вестников Армагеддона, находясь в собственности страны, которая, в числе прочих, привыкла играть в геополитику. Этим летом такие игры достигли своей кульминационной точки.

Прямо по курсу чернели тяжелые плотные тучи, среди которых поблескивали разряды молний. Грозовой фронт впереди обещал сильную турбулентность, но пилот даже не попытался изменить курс или сменить эшелон, чтобы обойти опасную зону стороной и избежать болтанки.

Пока самолет пробивал стену туч, его поврежденный в нескольких местах фюзеляж дребезжал и звенел, словно протестуя. Крылатая машина была в какой-то мере защищена от поражающих факторов ядерного взрыва, но не от превратностей слепой стихии. И не от ракеты «земля-воздух».

Воздушное судно находилось в полете уже много часов. Навигационные огни и все внешнее освещение не горело, так что с земли его можно было различить только по гулу двигателей, но не на такой высоте.

В кабине царил полумрак. Видимо, что-то случилось и с внутренним освещением. Только тревожно мигали значки на приборной панели, да несколько индикаторов настойчиво предупреждали о разгерметизации в салоне, низком уровне топлива в баках и еще о пяти других показателях, приблизившихся к критическому значению.

Звуковые сигналы еще работали. Но тот, для кого они предназначались, ни на что уже не мог обратить внимания: в его остекленевших глазах отражались только перемигивания приборов и огни города внизу – те, что еще не прогорели и продолжали тлеть, как угли потухшего костра.

Второй и третий пилот тоже были недоступны. Они лежали в крови, продырявленные насквозь металлическими осколками, летевшими со скоростью пули. Помощь погибшему экипажу оказать уже никто не смог. Скрюченные пальцы капитана болтались в воздухе, так и не дотянувшись до кислородной маски. Корпус самолета был прошит, как бумага, а на такой высоте смерть от гипоксии и холода наступает быстрее, чем у альпинистов на Эвересте.

Прошло уже четыре часа с того момента, как автоматика приняла управление судном из рук мертвого военного летчика, который пережил свою жену и детей на считаные минуты.

Самолет не имел собственных систем вооружения – не для этого он создавался. Все полезные площади на борту были отведены под сложную электронику, которая должна была привести в действие механизм войны – разбросанные на тысячи километров командные пункты, части и подразделения.

Кроме того, на самолете имелись средства постановки помех и радиоэлектронной борьбы – его единственная защита и оружие, с помощью которого был ослеплен вражеский корабельный радар. Ракета ПВО противника взорвалась на пределе дальности, так что облако шрапнели зацепило самолет лишь краем, не убив, а лишь поранив стальную птицу.

Но и этого оказалось достаточно для тех, кого она несла внутри себя.

На командной палубе в центральной части фюзеляжа все погибли на пять минут раньше экипажа в кабине. Одно из тел в зеленой пятнистой форме со звездами на погонах склонилось над картами, будто даже после смерти вглядываясь в театр военных действий. Человек этот был пристегнут ремнем и при каждой встряске мотался как болванчик.

Второму, у которого на погонах было на одну звезду больше, повезло меньше. Он не был пристегнут, его труп закатился в угол и при каждом толчке бился об обшивку.

Сложный компьютерный терминал, совсем недавно приводивший в движение мирно спавшие в бетонных шахтах межконтинентальные исполины, уже перешел в режим энергосбережения. Экраны потухли, система, не получая питания извне, расходовала последний заряд аккумуляторов. Единственный работающий прибор чертил одному ему понятные сложные графики, не зная, что все наблюдатели уже отправились в страну вечной охоты.