Владимир Добряков - Час совы

Пуль в воздухе больше, чем пчел на пасеке в погожий день. Земля от них буквально дымится. Боюсь, что долго мы так не продержимся. Всему есть предел. Я уже потерял чувство времени. Впечатление такое, что бой идёт уже много часов.

Вот один из танков вырывается вперёд и тут же напарывается на гранату Микеле. И снова по его позиции сосредотачивается весь огонь. Пользуясь моментом, перемещаюсь вправо и оттуда длинной очередью укладываю поднявшуюся, было, пехоту.

— Всё, ребята! Дело сделано! — «звучит» в голове голос Магистра, — Домой! Быстро домой!

Это легко сказать, но нелегко сделать. Тем не менее, откуда-то, из глубины поднимается небывалое ликование. Ай да, мы! Втроём полтора часа сдерживали две пехотные и одну танковую роту! Вот что значит, хроноагенты!

— Миша! — кричу я, — Отходи первым, мы тебя прикроем!

Я открываю огонь и боковым зрением замечаю, как Микеле, перебежками добирается до траншеи.

— Я на месте! — докладывает он, — Давайте вы, а я вас от танков прикрою.

— Андрей! — слышу я товарища, — Я прикрываю, ты перебегай, Потом — наоборот.

— Идёт, — соглашаюсь я, — Делай!

С левого фланга длинной очередью бьёт пулемёт, а я, пригибаясь к земле, стремительно перебегаю к воронке, что поближе к траншее. Падаю в неё и открываю огонь. Пулемёт на левом фланге замолкает. Меня начинает «припекать». В это время открывает огонь Андрей. Снова перебегаю. Микеле расстреливает свои последние гранаты по танкам, которые буквально уже нависают над нами.

Последний рывок, и я буду в траншее. Но добежать до неё мне не дают. Справа и слева под ногами поднимаются две пыльные дорожки. Очередь сверлит воздух прямо над головой. Прыгаю в свежую воронку, из которой поднимается желтоватый дымок.

Тишина после грохота разрывов, свиста пуль, треска очередей и рёва танковых моторов такая вязкая, что её хочется потрогать. Примерно с минуту я обалдело сижу и никак не могу понять, где я. Я точно помню, что прыгал в воронку и готовился открыть огонь.

А теперь я сижу во дворе пятиэтажного кирпичного дома, в детской песочнице, между двумя мальчишками лет пяти-шести. Они, забыв обо всём, смотрят на меня ошалелыми глазами. А у меня глаза, наверное, нисколько не лучше. В руках у меня дымящийся пулемёт с раскалённым стволом, за спиной висит автомат, вокруг пояса — пулемётная лента, словом, есть на что поглазеть. Я сижу и тихо балдею.

Великое Время! Куда подевались танки и наседающая пехота? Почему я здесь, в этой песочнице с мальчишками? Как я сюда попал? Может быть, меня убили, и я в раю, в специальном отделении для отважных воинов, где они своим героическим видом вдохновляют молодёжь? А может быть я успел свихнуться, и у меня глюки? И пока я здесь обалдело гляжу на этих мальчишек, сейчас на меня накатится многотонная махина, и захрустят мои косточки?

Тут мне вспоминается, что когда я прыгал в воронку, из неё поднимался желтоватый дым, и мне хочется заорать, завыть от злости и выпустить в кого-то все оставшиеся патроны. В кого-то? Не в кого-то, я точно знаю, в кого! Достал! Достал, сволочь! Достал-таки Старый Волк! Какой там Волк?! Пёс! Шакал! Попадись ты мне! Да ещё какой издевательский переход подсунул. Это же надо! Из-под танков, из-под огня, да в детскую песочницу! Наверняка, падла, рассчитывал, что я от такого резкого перепада умом тронусь. И ведь верно рассчитал. Едва-едва не тронулся.

Осторожно осматриваюсь. Интересно, кто, кроме этих малышей, обнаружил моё появление здесь? Во дворе пусто. Только у подъезда сидят три старушки и что-то оживлённо обсуждают. Меня они пока не заметили. И хорошо. Появление до зубов вооруженного вояки, наверняка, вызовет панику.

— Дядя! — подаёт голос один из мальчишек, — Вы ведь из телевизера?

— Да-да, мальчик, из него самого, из телевизера, — отвечаю я, а сам смотрю на искатель перехода.

В самом деле, не сидеть же мне в песочнице с пулемётом, держа оборону неизвестно против кого. Луч показывает направление на гаражи, стоящие вдоль забора. Горят цифры «1.5»: сто пятьдесят метров. Хорошо, что не полтора километра. Интересно бы я выглядел, пробираясь днём через оживлённый город.

— А он у вас взаправдашний? — снова спрашивает мальчишка, робко трогая висящий за спиной автомат.

— Взаправдашний, — отвечаю я, понимаясь на ноги.

— Вот, видишь, Витька, а ты говорил, что в телевизере всё понарошку! — торжествует мальчишка и снова спрашивает, — А вы назад, в телевизер пошли?