Геннадий Прашкевич - Парадокс Каина

А он, Тавель Улам, смог!

Он, Тавель Улам, зачат родителями не в дождь, не в полночь, не в последний час лунного месяца и вовсе не в глубине леса. Он, Тавель Улам, зачат родителями во вторник под красными лучами ночной планеты Утеу. Нифанги называют эту планету звездой убийц и военачальников. Наверное, они правы. Доктор Сайх знал, кому конкретно поручить офицерский корпус в самый критический момент. Он, Тавель Улам, родился под звездой военачальника. Может быть, это именно он, Тавель Улам, командуя офицерским корпусом, конкретно определил судьбу Сауми в первые же часы военного переворота.

Пхэк!

Глядя на колеблющийся круг света, отбрасываемого масляными светильниками, Тавель Улам жалел только об одном: он не может сейчас, как мог еще несколько лет назад, ни с кем не согласуя свое решение, абсолютно самостоятельно отправить двух хито, приглашенных в Сауми из внешнего мира, в самую отдаленную коммуну. Босиком через всю страну. С бамбуковой флягой для воды и с горстью риса.

Пхэк!

Несколько лет назад Тавель Улам не задумываясь отдал бы такой приказ.

Опыт у него был.

Это он, Тавель Улам, в свое время отправил в одну из самых отдаленных специальных коммун одного из соотечественников Колона.

Теоретик и практик левых движений, этот соотечественник Колона считался преданным другом и последователем доктора Сайха. Однако кое-что в учении доктора Сайха оказалось недоступным для мозгов человека, все-таки не рожденного в Сауми. Он стал мешать доктору Сайху. Нельзя мешать доктору Сайху. С молчаливого согласия военной Ставки Сауми Тавель Улам выслал соотечественника хито Колона в одну из самых отдаленных специальных коммун Сауми.

Липкая дорожная грязь…

Сводящие с ума тропические ливни…

Кровь на босых ступнях…

Чувствуют ли хито боль? Страшно ли хито под пустынными звездами на ночных дорогах? Ведома ли им тоска? Помнят ли они о том, что их жизнь когда-то. была совершенно иной? Жив ли еще где-то на юге бывший соотечественник Колона?

Вряд ли…

Но если жив, его, наверное, научили кланяться черным солдатам, работать на поле, а вечерами петь вслух длинные самокритичные поэмы – горстка риса, дающая жизнь, точнее, продлевающая жизнь, стоит таких усилий.

Он, Тавель Улам, начинает уставать?

Возможно…

Это Каю не дано чувства усталости.

Доктор Сайх учит: усталость – удел проигрывающих. Доктор Сайх учит: проигрывают усталые. Нет, он, Тавель Улам, не желает проигрывать, он еще не устал. Он – преследователь, он драйвер, он упорный смертный. Он, Тавель Улам, знает вкус больших побед. Это он, Тавель Улам, создавал поле жизни для Кая.

Доктор Сайх учит: правильное – в простом. Доктор Сайх учит: простое должно быть просто. Если ты животное, тебе должно хватать пучка травы, воды в ручье, куска мяса. Если ты растение, тебе должно хватать соков земли, лучей света. Если ты человек, тебе должно хватать горсти риса и слов кормчего. Бее остальное не имеет значения.

Тавель медленно обернулся.

«Какова вероятность того, что эти сирены действительно существуют?..»

Пхэк!

Высокий американец торчал в полутьме над ширмами, как белый столб, украшенный нелепыми алыми розочками. Коренастый русский стоял правее, чуть в стороне от неподвижного, как дерево, Садала.

Тавель усмехнулся.

На том месте, где стояли хито, в свое время был убит полковник Тхат, высший офицер связи. Его убили ударом молотка в висок, патронов в Сауми уже тогда оставалось мало. Он, Тавель, нисколько не жалел полковника Тхата. Полковник Тхат был его верным другом, он прошел рядом с Тавелем весь путь от переворота до утверждения, но Тавель Улам нисколько не жалел полковника Тхата.

Разве этого мало – пройти весь путь от переворота до утверждения?

Прекрасный путь.

Законченный путь.

Все остальное было бы повторением.

Тавель усмехнулся.

Он привык терять.

Убит майор Сай. Разорван толпой разъяренных хито майор Нинанг. Забит мотыгами полковник Ухеу.

Для Кая!

Он, Тавель, единственный, кто мог спорить с Каем, кто действительно спорил с Каем.

До дрожи в руках, до колющей боли в сердце Тавель вспомнил прохладу литой каучуковой рукояти, кислый запах греющегося металла, тревожное перемигивание цветных контрольных ламп на приборном щите.

Тренажер, на котором они с Каем проходили военную подготовку, идеально имитировал условия настоящего воздушного боя.

Захлопнув фонарь, Тавель почувствовал себя в воздухе.

Конечно, он знал, что остается на земле, в специальном зале Правого крыла Биологического центра, но он чувствовал, он явственно чувствовал, он уже действительно всем телом чувствовал – он в воздухе!