Татьяна Рябинина: Десятый уровень

- Кем ты была раньше? – спросил Гоблин.

- Мы же договорились, прошлое – табу, - ответила я, встряхнув головой, чтобы отогнать непрошеные видения.

- Прости.

Мы замолчали. Из развалин доносились счастливые кошачьи вопли – там свили себе гнездо Оршавенд с Кляксой.

- «После боя сердце просит музыки вдвойне», - усмехнулся Гоблин. – Все правильно, смерть и жизнь. Оршавенд говорил, что раньше у них никогда не было такого чумового секса. Но вообще-то это проблема.

- Что именно? Оршавенд с Кляксой?

- Нет. Секс в постапокалиптическом обществе. Да и вообще, в любом закрытом и немноголюдном обществе. Пока парни держатся исключительно за счет давалки Крысы и не претендуют ни на Кляксу, ни на тебя. Но неизвестно, сколько такое продлится. В конце концов она всем надоест.

- Я для них старовата.

- Не в этой жизни. Ты очень еще даже ничего. Скорее, их смущает твой статус всеобщей мамы. Такой своего рода инцест. Но это преодолимо.

- Я не очень люблю антиутопическую фантастику, но обычно в таких книгах или фильмах женщины либо принадлежат всем, либо только доминантным самцам. Но, по любому, их мнения никто не спрашивает.

- Крысу и Кляксу действительно никто спрашивать не будет. Оршавенд – точно не альфа-самец, несмотря на силу. Если дело дойдет до драки, Медвед, Локи и Профф запинают его сообща. А Мистагог будет сидеть в уголке и хихикать в кулак, потому что гомик.

- А ты?

- А что я? – Гоблин поворошил золу палкой.

- Ты как раз вполне себе альфа.

- Но мне не нужен секс.

- Вообще? – не поверила я.

- Вообще.

- Для молодого мужика это не совсем… нормально.

- А кто тебе сказал, что я нормальный? Нет, я не импотент и не извращенец. Но мне действительно это не нужно. А если б было нужно, я предпочел бы тебя.

- Спасибо, - усмехнулась я, не зная, радоваться или огорчаться. – Такого оригинального признания мне еще никто не делал. Наверно, я польщена.

Когда я говорила, что в нашем с Гоблином взаимопонимании было нечто чувственное, я не лукавила. Но чувственность эта была какого-то иного порядка, нежели обычное физическое влечение. Одна моя знакомая, певшая в вокальном ансамбле, рассказывала, что испытывает странное ощущение, нечто эротическое, когда их с басом голоса сливаются в чистую октаву. Хотя вне пения бас нисколечко не интересовал ее как мужчина. Кажется, я понимала, что она имеет в виду.

Во время игры наши с Гоблином двойники – и мы вместе с ними – понимали друг друга с одного слова, одного жеста, полувзгляда. И было в этом что-то такое… странно будоражащее. Но лишь до того момента, когда я нажимала на Exit. В моей реальной личной жизни все было вполне благополучно, и Гоблин не присутствовал в ней даже мысленно, даже мимолетно. После катастрофы… Сначала шок и боль потери были слишком сильны, чтобы допустить какой-то интерес. Когда же мне удалось выстроить заслон между прошлым и настоящим, в наших отношениях ничего не изменилось.

Как и в виртуальности прежде, в новой реальности мы были всегда рядом. Но я не испытывала к нему ничего большего, чем дружеские чувства. Несмотря на то, что он был редкий красавец, по таким Голливуд рыдает (точнее, рыдал) крокодиловыми слезами. Настоящий герой. Однако было в нем что-то странное, холодное, что ли. И отсутствие потребности в сексе в эту схему вписывалось очень органично. Но в те моменты, когда мы смотрели друг на друга и словно читали мысли, я чувствовала все то же взаимопроникновение, вполне заменявшее секс – пусть не на физическом уровне, а, скорее, на ментальном.

- Ты действительно веришь, что наша победа может что-то изменить? – спросил Гоблин, перекидывая из руки в руку горячую картофелину. – Именно победа, а не отбитая атака.

- Не знаю. Очень хочется в это верить. Или хотя бы надеяться. Это дает хоть какой-то смысл. Если им удалось превратить реальный мир в компьютерную программу, и мы ее взломаем… Может, все это закончится, мы найдем других – ведь должны же быть другие люди на низших уровнях.

- И что это будет за жизнь?

- Во всяком случае, в ней не будет ежедневного ожидания смерти. Не будет бесконечной бессмысленной войны. И потом, ты не думал, что каждое наше поражение, нет, каждая наша непобеда – это смерть для людей на первых уровнях. Какой бы ни была жизнь потом – они больше не будут гибнуть из-за того, что мы не можем победить этих тварей.

- Наверно, ты права, - Гоблин очистил картофелину и протянул мне. – Ну хорошо, а если мы ошибаемся? Если мы победим – и ничего не изменится? Просто придут другие?