Он вынул оттуда сложенный вчетверо лист бумаги – телеграфную квитанцию, и протянул её подошедшему капитану.
— Господа офицеры, — прочтя короткий текст телеграммы, — это полное подтверждение слов гражданина революционного уполномоченного. Адмирал приказывает нам покинуть «Громобой» – и сдать его представителю имперского командования.
— Это подлая провокация! — вскричал тот же офицер, что не так давно потрясал револьвером.
— Судя по дате, — покачал головой наш капитан, — телеграмма была получена лейтенантом Пестовым ещё третьего дня. Как раз когда стало известно о приближении имперской эскадры.
— До конвента весть о предательстве Адмирала дошла только вчера, — сообщил без особой нужды товарищ Гамаюн. — Сегодня все уполномоченные флота подняли людей и направились с делегациями к офицерам, чтобы призвать их не выполнять преступный приказ Адмирала.
— Боюсь, — тяжко вздохнул наш капитан, — одним совещанием в офицерском собрании «Громобоя» тут не ограничится. Я немедленно отправляюсь в штаб флота.
— И я – с вами, гражданин капитан, — тут же заявил Гамаюн. — Как уполномоченный с «Громобоя».
— Воля ваша, — отмахнулся наш капитан. — Мой автомобиль к вашим услугам, гражданин уполномоченный.
Вернулись оба к вечеру того же дня. Ближе уже к ночи, можно сказать. И капитан наш и товарищ Гамаюн были злы, как черти. И если Гамаюн матерился во весь голос, то капитан просто молчал. От этого становилось страшно. Я тогда не знал ещё, что означает это глухое молчание, но как-то сразу понял – ничего хорошего оно нам не сулит.
К тому времени мы успели уже похоронить бедного лейтенанта Пестова. Оказалось, его знали не слишком хорошо. Старший телеграфист редко покидал свою вотчину, куда мало кому на корабле вообще-то было разрешено входить. Однако и с дурной стороны его никто не знал, а потому старпом сказал над свежей могилой пару ничего не значащих слов о покойном. После погребения все дружно отправились поминать его в кают-компанию.
— Скоро многих поминать придётся, — сказал первым делом мой непосредственный командир – старший артиллерист «Громобоя». Человек он был мрачный и вечно сыпал дурными пророчествами. А так как времена настали совсем скверные, то многие из них сбывались в той или иной степени. Что только подталкивало старшего артиллериста к изречению всё новых и новых.
— Это если вообще будет кому поминать, — усмехнулся другой офицер с нашивками в виде крылатых бомб на мундире. Один из бомбардировочных, стало быть. Для них в последнее время было меньше всего работы. Бомбы нам поставляли ещё хуже, чем снаряды. — Вот ударит по нам дилеанец всей силой – только дым по ветру и останется. Они вон Нейстрию давят как – уже границу перешли. Да и в небе, говорят, хозяйничают, будто у себя дома.
— Будто у себя, — оборвал его старпом, — они хозяйничают у нас. И с этим давно пора покончить.
— Так вы, простите, народников поддерживать изволите? — поинтересовался у него будто бы из чисто академического интереса доктор Бурцов.
— Я готов поддержать тех, кто даст нам снаряды и бомбы, — отмахнулся старпом, — и даст чёткую и ясную цель. Дилеанцы, конечно, лучше всего. Но и нейстрийский корпус – ничуть не хуже. И угрожающие нашему газу в Бадкубе бейлики – тоже. Я – урдский солдат. Все предки мои до двенадцатого колена служили Отечеству, как бы оно ни называлось, и кто бы им не правил. Я желаю драться с врагом, а не сдавать ему наши корабли.
— Громко сказано, — заметил доктор Бурцов. — Но весьма удивительно слышать их от отпрыска старинного и знатного аристократического рода. Вы что же, готовы выполнять приказы черни, засевшей в столице? И отвергаете приказы Адмирала, который был признан Верховным правителем Урда?
— Мне не нравятся его приказы, доктор. Что это за правитель, который отдаёт свой флот врагу? Да ещё и Адмирал. Какой из него адмирал после такого?
— Ну знаете ли, господин старший помощник! — вскочил на ноги штурман – ярый приверженец диктатуры Адмирала.
Начинающуюся перепалку прекратило появление в кают-компании нашего капитана в сопровождении товарища Гамаюна.
— Господа офицеры, — опустился на ближайший стул капитан, из него будто весь воздух выпустили, — это полный крах. Завтра в воздух готовы подняться всего два бронепалубных крейсера «Богатырь» и «Витязь». Теперь они, правда, называются «Народник» и «Народоволец» – власть на них взяли в свои руки матросы, оставив в живых лишь лояльных конвенту офицеров. Остальных, как теперь модно выражаться, пустили в расход.
Читать дальше