Yakov D - Первый литературный конкурс по мотивам игры S.T.A.L.K.E.R.

– Уймись, Роджер, – попытался я отвлечь его. Страх слишком сильно сковал полковника. Он прекратил свои попытки. Я отпустил американца и поднялся на ноги.

– "Чах"… "чахлый"? – голос американца дрожал. – Прости. Я… думал, это он.

– Пора идти, полковник. И оставьте ваши нападки.

Остаток пути прошел без каких-либо приключений; мое доведенное до автоматизма подсознание услужливо вело нас обоих вперед. Мы достигли станции. А дальше… Коридоры, ответвления, завалы, лестницы, спуски и подъемы, пустынные шахты… Мы шли вперед и вперед. Я знал путь, который до безумия четко врезался в мою память. Каждый закуток и поворот до заветной комнаты был мне знаком. Здесь, в сердце Зоны, уже не действовали ее законы. И самым коротким был прямой путь, и он был единственным. О врагах можно было забыть – на станции твари отсутствовали напрочь. Я не знал, почему. Может быть, сама Зона боялась, что эти безмозглые твари чего-нибудь напортачат? Кто знает…

Полковник тащился следом за мной. Его взгляд постепенно обретал ясность, и американец мог теперь участвовать в разговоре. Но он был слишком подавлен, сломлен и разбит. Похоже, ему уже не выбраться из Зоны. Никогда.

Винтовая лестница с каменными, покрытыми сажей ступенями, темный коридор. Без хорошего фонаря на станции делать нечего. Впрочем, я, пожалуй, мог бы дойти до заветной двери и с закрытыми глазами. Спустя несколько минут мы, наконец, до нее добрались. Высокая металлическая плотно запертая дверь. Именно там, в большом помещении, скрытым за нею, я тогда единственный раз увидел призму. Потом уже была радуга и все прочие ужасы.

Мое сердце учащенно билось, дыхание стало резким. Возбуждение вкупе в предвкушением чего-то величественного распирало меня как бочку. Я обернулся к полковнику. Тот поймал мой взгляд и кивнул. Затаив дыхание, я постоял некоторое время в нерешительности, затем шумно выдохнул и распахнул дверь…

Часть 3: Восемнадцать минут.

Трудно было поверить в то, что помещение сохранилось в подобном виде с самого взрыва. Здесь не чувствовалось ни пепла, ни гари и копоти, стены были чистыми и ровными, даже мусора как в прочих комнатах и коридорах станции здесь не наблюдалось. Словно… словно кто-то заботился об этом немалом круглом зале метров двухсот в диаметре. Зона? Могла ли она заботиться? Ведь это же говорило об одном – Зона жива. Она охраняет и оберегает свою душу – радужную призму.

Собственно, полноспектровое освещение, даваемое призмой, было весьма ярким, что давало возможность рассмотреть самые удаленные стены без использования прочих технических средств вроде фонаря. Мягкий, насыщенный, переливчатый свет всех спектральных цветов тепло окутывал помещение, охватывая каждую его часть: белые стены метров двадцати в высоту, белый же потолок с остатками предметов освещения в виде рядов продолговатых галогенных ламп, ребристый мозаичный пол, две двери без ручек напротив друг друга на высоте метров десяти от пола с выдающимися от стен проходами-тупиками с металлическими перилами, заканчивающиеся давно замершими остатками техники, и, конечно же, небольшое возвышение, что-то вроде пьедестала, в центре помещения, на котором, мигая всеми цветами радуги, располагалась сама призма – душа Зоны. Или, быть может, ее сердце?

Я изумленно пожирал глазами эту призму, снова и снова удивляясь той мягкости и легкости, что высвобождались из нее наружу. Медленными шагами я начал приближаться к ней. Как, как я мог позволить уничтожить эту реликвию? Она была прекрасна, идеальна, совершенна!

– "Чахлый", закурить не желаешь? – послышался сзади голос полковника. Я недовольно обернулся, расстроенный отвлечением от созерцания прекраснейшей реликвии. Шейлз, криво улыбаясь, уверенным взглядом смотрел на меня, протягивая сигарету. Вторую он уже закурил сам.

Я остолбенел. Неужели?.. Как он мог? Он взял с собой сигареты, тогда как мы договорились с самого начала об их отсутствии. Сначала нарушил правила капитан, захватив с собой нейтрализатор, теперь полковник с сигаретами. Все это походило на вопиющую недисциплинированность. И это думал я, служивший в армии два года, причем в штабе? Злая, даже жуткая ирония.

И внезапно я понял.

– Ты.., – задохнувшись от нахлынувших чувств, я кашлянул, – ты с самого начала знал? Ты… ты предал нас. И ты убил ребят. Сволочь. Не знаю, для чего тебе это было надо, но я не стану больше сотрудничать с тобой. Даже если ты решишь и меня грохнуть. Тварь. Ублюдок. Убийца поганый.